Девушка пришла в ужас: это же Юг, там не жалуют цветных, – но Мириам Блейк оставалась непреклонна. Дело в том, что мать Шерон всю жизнь боролась за права обездоленных, добивалась равноправия для всех независимо от цвета кожи, и решение отправить дочь в колледж «только для белых» было для нее делом чести. Вот так Шерон Блейк и оказалась в Грин-Хиллс, единственная черная студентка в колледже для белых.
Обо всем этом девушка поведала Тане. Они сходили на обед в главную столовую, а вернувшись, решили отдохнуть. Шерон переоделась в розовый нейлоновый халат, а Тана достала свой голубой байковый и стянула волосы резинкой в хвост.
Завалившись на узкую кровать, Шерон сказала, будто хотела ответить на незаданный вопрос:
– Мать требует от меня слишком многого. А я, может, хочу лишь одного: быть красивой и элегантной. Знаешь, после того, как окончу двухгодичный курс здесь, я думаю поступить в Калифорнийский университет.
Тана улыбнулась.
– Моя мать тоже возлагает на меня большие надежды. Единственно правильным для дочери она считает замужество. Она хочет, чтобы я проучилась здесь год-другой и вышла замуж за «приличного молодого человека».
Девушка презрительно фыркнула, давая понять, как мало ее привлекает эта перспектива, и Шерон рассмеялась.
– В глубине души все мамаши считают также, даже моя, – при условии, что я пообещаю поддерживать ее взгляды. Хорошо хоть отец меня выручает. А что говорит твой?
– Своего я никогда не видела: погиб до того, как я появилась на свет. Наверное, поэтому мать так и переживает по каждому поводу. Она смертельно боится, что все вдруг пойдет не так, как надо, зубами держится за то, что называют обеспеченным положением, и от меня ждет того же. Знаешь, мне кажется, что твоя мама мне ближе по духу.
Девушки рассмеялись и принялись наперебой рассказывать забавные истории.
К концу первой недели они уже были близкими подругами: сидели рядом в аудитории, вместе ходили в столовую, в библиотеку, подолгу гуляли вокруг озера, говорили о жизни, о родителях и друзьях. Тана рассказала Шерон о связи матери с Артуром Дарнингом, начавшейся еще тогда, когда он был женат, а также о своем отношении ко всему, что ее окружало. Ей претило лицемерие, ложь во взаимоотношениях с детьми, друзьями и служащими, разврат и пьянство, жизнь напоказ. Она не могла смириться с тем, что мать работает на него вот уже двенадцать лет, как служанка, и ничего не пытается изменить.
– Знаешь, Шер, я не могу это видеть, – со слезами на глазах призналась Тана. – И самое мерзкое, что она с радостью принимает от него подачки и считает, что с ней все в порядке. Он никуда ее с собой не берет, а она, представь себе, всем довольна. Весь остаток жизни готова просидеть в одиночестве и полной уверенности, что всем ему обязана. Только вот чем «всем»? Она работает как проклятая всю жизнь, а он смотрит на нее как на мебель, а сыночек его называет ее платной подстилкой.