– Так оно и есть, – кивнул Оракул.
Они долго молчали. Глаза Оракула затуманились, утонули в темных мешках, набрякших под ними.
– Я волнуюсь из-за Френсиса, – на этот раз разорвал тишину Кристиан. – Боюсь, он не выдержит. Если что-то случится с ней…
– Тогда ситуация будет развиваться в опасном направлении. Видишь ли, я помню Френсиса Кеннеди маленьким мальчиком. Даже тогда меня удивляло, с какой легкостью он подчинял себе своих многочисленных кузенов. Он был прирожденным лидером, даже в детстве. Защищал маленьких, мирил больших. И иногда приносил больше вреда, чем те же хулиганы. Во имя добра он раздал немало тумаков.
Оракул помолчал, и Кристиан долил ему чаю, хотя чашка опустела лишь наполовину. Он знал, что старик ощущает вкус только очень горячего или очень холодного.
– Я сделаю все, что прикажет мне президент.
Глаза Оракула внезапно ожили.
– За последние несколько лет ты стал очень опасным человеком, Кристиан. Но не оригинальным. Во все исторические периоды находились люди, некоторые до сих пор считаются великими, которым приходилось выбирать между богом и страной. И некоторые очень религиозные правители ставили страну выше бога в полной уверенности, что за это они отправятся в ад. Но, Кристиан, сейчас наступило время, когда нам приходится решать, отдать ли жизнь за страну или обеспечить само существование человечества. Мы живем в атомный век. И перед каждым индивидуумом поставлен новый и небезынтересный вопрос. Позволю перефразировать его следующим образом. Если ты встаешь плечом к плечу со своим президентом, не станет ли твое решение угрозой всему человечеству? Это не столь просто, как отвергнуть бога.
– Для меня это не важно, – ответил Кристиан. – Я знаю, что Френсис Кеннеди лучше Конгресса, Сократовского клуба и террористов.
– Я частенько гадаю, с чего у тебя такая слепая верность Френсису Кеннеди. Уже нашлись сплетники, которые распространяются о ваших гомосексуальных отношениях. С твоей стороны. Не его. Что довольно-таки странно, поскольку ты спишь с женщинами, а он – нет, во всяком случае, после смерти жены. Но почему люди, окружающие Кеннеди, относятся к нему с таким благоговением? В политике он себя не показал. Взять хотя бы все эти реформаторские законы, которые он пытался протащить через Конгресс. Я полагал, что уж тебе-то хватит ума не лезть напролом, но, наверное, ты всегда оставался в меньшинстве. Однако твоя неординарная любовь к Кеннеди для меня – загадка.
– Он – человек, каким мне хотелось бы быть, – ответил Кристиан. – Как видишь, все просто.
– Тогда мы с тобой не были бы столь давними друзьями, – возразил Оракул. – Я вот не питал к Френсису Кеннеди никаких чувств.
– Он лучше всех остальных, – стоял на своем Кристиан. – Я знаю его больше двадцати лет, и он – единственный политик, который честен с людьми, не лжет им.
– Человека,