Добравшись к вечеру до Очакова, города, где я никогда не была и, наверное, уже не побываю, мы пешком дошли до хаты теть Вали. Уставшие, повалились спать кого где положили, и я не успела рассмотреть хозяйку.
Утром я увидела толстую, необщительную пожилую тетку, которая лично меня невзлюбила с первого взгляда, уж не знаю за что.
– Да она добрая, она нам рада, – простосердечно успокоила меня тетя Люба, однако я предпочла с тетей Валей все-таки в одном коридоре не встречаться.
В тот же день мы всем табором пришли на пляж. Тетя Люба принялась расстилать на песке принесенные покрывала, расставлять по углам покрывал сумки и обувь, вынимать из пакетов еду. Мальчишки носились, взвихряя ногами песок, а меня позвало море. Я скинула кроссовки и, насторожившись,пошла к воде.
Погода была тихая, волны наплывали и наплывали на мои босые ноги. В воде шумели дети, но я слышала только море. Оно знакомилось со мной. Оно было мне радо. Оно приветствовало меня и обещало любовь. Пораженная, я ушла на тот край пляжа, где было меньше людей, и сидела там, впитывая в себя шум волн и жар желтого песка. Это было про меня: про мою смелость любить недоступное, про мою резкость и одновременно беспомощность, про свободу выбирать, страдать или не страдать, про мою любовь, это было еще про что-то важное, чего я до сих пор не знала. Казацк с его степями, высокими тополями вдоль колхозных полей, речками и ставками с каменистыми берегами, шумом ветра в деревьях остался в прошлом. Солнце стало соленым, и легкий ветерок намекал, что там, далеко от берега, он мог проявлять власть и жестокость, а здесь, на берегу, он с нежностью тихо ласкал твои волосы и кожу, и вода вторила ему, мягкая, чистая, но я чувствовала, что она знает, как разрушать корабли, города и судьбы… Море распахнуло мне душу и что-то нащупывало в моей, и я уже знала, что познаю все его тайны – как подчинить себе мужчину или как оставить о счастье лишь воспоминания. Оно могло вылечить, могло убить, могло показать, что такое любовь, и рядом с морем можно было узнать свою судьбу.
В доме теть Вали нас с маленькой Ритой положили в проходной комнате, а остальные дети с тетей Любой жили в детской комнате. Рита сразу уснула, и я долго лежала одна без сна на диване, смотрела в низкое окно на улицу, в окно светил фонарь, но казалось – луна. Собаки перегавкивались всю ночь, как в Казацке, хата была далеко от пляжа, и моря слышно не было. Но море уже случилось. Оно учило одиночеству.
Каждое утро, пока шумел наш пионерский табор, тетя Люба разгребала детей и рассовывала по сумкам продукты, чтобы идти на пляж, а я готовила на чужой плите обед. Пока я готовила, тетя Валя на кухню не заходила, и я чувствовала себя в ее хозяйстве как забравшийся в дом вор. В столе я нашла потрясающую вещь: огромную разделочную доску и попросила ее «поносить». Это был мой самодельный мольберт. Тетя Валя была поражена и молча мне кивнула, разрешая взять свою доску. Вряд ли она догадывалась, зачем мне разделочная доска за