– Моя… м-м… дочь не нуждается в благотворительности.
– Это, вне всякого сомнения, так, – поспешила вклиниться в разговор Милютина, – но и господина Будищева нельзя назвать охотником за приданым.
– Вот что я вам скажу, милые дамы, – отвечал им после недолгого раздумья Александр Людвигович. – Если бы к моей дочери посватался граф Блудов, у меня не было бы повода ему отказать, но я никогда не соглашусь на брак своей дочери с безвестным офицером, будь он хоть трижды предпринимателем и изобретателем.
– Неужели вы не желаете счастья вашему ребенку? – воскликнула не ожидавшая такого вердикта Елизавета Дмитриевна.
– Напротив, я только о нем и думаю.
– Я вас услышала, господин барон, – сухо проронила Блудова. – Скажите, могу ли я переговорить с Люсией?
– Разумеется, но ее, к сожалению, теперь нет дома. Они с Людвигом отправились на прогулку.
– Вот значит как, – покачала головой Антонина Дмитриевна, поднимаясь из кресла. – Что же, нам пора.
– Не смею задерживать.
– А как же кофий? – растерянно спросил слуга, только появившийся на пороге кабинета с подносом в руках.
– В другой раз, голубчик, – мягко улыбнулась графиня.
Утро Будищева началось с того, что он заявился на их с Гесей квартиру и под сокрушенное оханье дворника сломал сургучную печать на двери.
– Это же полиция повесила, – попробовал возразить Ахмет.
– А я снял, – невозмутимо парировал моряк.
– Молчи, басурманин, – убежденно заявил швейцар – отставной солдат с медалью за безупречную службу на ливрее. – Их благородие знают, что делают!
– Точно, Антипыч! – ухмыльнулся Дмитрий.
Почтение швейцара к офицерам, вбитое в подкорку за долгую службу, было безоговорочным, а то, что постоялец не так давно был простым кондуктором, а до того и вовсе, смех сказать, купчишкой, не играло никакой роли. Раз государь произвел, стало быть, достоин и неча тут!
– Все же надо околоточному сообщить, – не унимался татарин.
– И кто тебя держит? – поинтересовался Будищев, проворачивая ключ с неожиданным скрежетом. – Если надо, так и вали со всех копыт, а у меня есть договор на съем этой квартиры, и я не собираюсь под мостом ночевать из-за того, что полиция ерундой мается!
Дворнику эта мысль показалась разумной, и он опрометью бросился вниз, после чего там вскоре раздалась трель свистка. И в самом деле, его обязанность сообщить, а дальше пусть у пристава голова болит о барских делах. А дело Ахмета – сторона!
– Приказания будут, ваше благородие? – почтительно поинтересовался швейцар, почтительно поедая глазами начальство.
– Пожалуй, что нет. Хотя, не знаешь ли, где моя прислуга обретается?
– Как не знать, господин подпоручик. Марфутка, то есть горничная, к соседям на третьем этаже перешла. Они как раз свою Лушку рассчитали, вот она и