Подошёл к шаману и Ганис, вручая поводья от коня, но как для меня стоявшего сбоку и видевшего его лицо, паренек не забыл вчерашнее унижение и навряд-ли его так спустит. Последней же оказалась девушка. Подойдя, вождь попросил высказаться и её:
– У сказа древнего нет ответа, но дело есть. Чтобы от дороги иной спасти, вывести лож и корысть, обменялись мы душою белой. С нею одна была, с нею всю жизнь жила, да на двоих разменяла. И этой ночью сплела в одно целое судьбы наши.
Под молчание племени, откуда не возьмись из-за спины вождя и старейшин вышла орчанка. Гордо задрав голову, та в молчании прошла в юрту, минутой же позже, она появилась со шкурой белой, развернув ту на обозрение, засвидетельствовала кровавое пятно. Возложив шкуру между шаманом и вперед вышедшей пигалицей, та махнула рукой и к ней выбежали, судя по нарядам и человеческому виду, две наложницы. Они были разодеты, но внимание мое привлек сверток в их руках, перекочевавший в руки к орчанке, поспешившей представить общественности два браслета. Прочертив ими по крови, подхватила один и двинулась к Очиру. Тот было дернулся в сторону, но от его шороха, как-то потяжелело, не только в груди, но и сам воздух задрожал. Вот только шаман не позволил случиться стычке, понимая к чему она приведет и с некой твердостью приподнял руку, куда и был повешен браслет. Орчанка же двинулась к девице, а я улыбался той гамме чувств, что донеслась от орка, через дух Ахира. И как-то, даже не верилось, что тот – все знающий и казалось все сильный шаман, может так попасться. И от того извиваться в ярости, тоске и отчётливо слышимой, но от того не менее детской обиде. Благо, ненависти не было. А так интересно все. И принятия в племя, и женитьба, да не абы – как, а по старым заветам. Главное подвели-то все как, хочешь ты или не хочешь, а молчать придётся. Вот только что-то мне не вериться, после вчерашнего. И пышущих ненавистью взглядах вестника на черном коне, в некоторые проверки. Но кого это волнует. Дойдя с браслетом до орчанки, женщина склонилась – цепляя тот ей на ногу. Но подивится их обычаю я не успел, как Акдам провозгласил:
– Быть посему, коли семья крепка и слово верно.
На этом церемония закончилась, и орки пошли в сторону основного стойбища, не осталась и невеста. Только я, невольница, и всё также стоявший в молчании Очир. Одни лишь кони напоминали о случившемся и мечущиеся в голове мысли с обрывками чуждых мне переживаний. Оттаяв решил, подбодрить друга. Подойдя к орку хлопнул его по плечу, улыбнувшись от всей души:
– Ничего, – протяжно выдохнул я, – старый конь, он борозды не испортит.
Обернувшись ко мне, орк промолчал, но вот лопавшиеся от ярости в глазах капилляры говорили о многом. С честной улыбкой, посмотрев ему в глаза, побежал в сторону леса, не в силах удержать хохот, при том мечась из стороны в сторону и как оказалось не зря. Что-то промелькнуло рядом, скосив часть кустов, в следящую секунду скрывших и меня. Но эхо, гоготавшего вслед за мной из леса, укрыть не смогло. Слегка отойдя от смеха и отдышавшись, вынырнул из укрытия. Все-таки в меня при