– Головкина – это ты? – спросила я у Аглаи. Она кивнула. Я прищурилась, оглядев её с ног до головы, потом продолжила допрос: – Откуда ты пришла в… заведение?
Она снова вильнула плечом, сказала своим шикарным грудным голосом:
– Так батюшка мой купец был, разорился. Сам повесился, имение с молотка пустили, завод забрали. А нам куда, детям? Братцев моих забрали в ремесленники, а я вот помыкалась да к мадам Корнелии прибилась.
Ясно-понятно. Таких историй я слышала море. Только вместо купца – инженер, а вместо торгов – коллекторы.
Отложив папку, взяла вторую. Полистала. Дело Настасьи Менихиной. Спросила:
– Настасья, это кто?
– А курносенькая наша, с пасьянсом, – охотно ответила Аглая. – Из крестьян она. Новенькая.
– Аглая, как вам тут работается?
Я убрала папки в шкаф. Потом посмотрю. Обернулась к девушке. Аглая пожала плечами:
– А как и у других. Нигде не лучше, нигде не хуже.
– О чём ты говорила, когда я сказала закрыть заведение?
– Так ведь девушки платят мадам каждый день, – она усмехнулась и подняла на меня круглые чёрные глаза – такие красивые, такие яркие. – За комнату, за пропитание, за чулки и бельё.
– Дело только в этом? Да не вопрос, Аглая, за сегодня вы не платите ничего.
– Мадам любезна, – коротко ответила она, хмурясь. Я спросила:
– Что такое?
– Мадам любезна только сегодня? Ксенофонта выгнали, за постой не возьмёте… А завтра что?
Она смотрела пристально, цепляя взгляд глазами. Такими выразительными… Я вдохнула, выдохнула. Сказала ей:
– Сядь, Аглая. Поговорить надо.
– Отчего б не поговорить, мадам, – улыбнулась она. Улыбка разилась со взглядом. Девушка умела, как и все путаны, улыбаться одними губами. А вот глаза остались тревожными. Понять её можно, конечно: как не волноваться, когда новая метла приходит и начинает мести? Но я не изменю своей цели. А цель моя – сделать из этого заведения нечто совершенно другое, нежели обычный бордель. Потому что я завязала.
– Сколько стоят твои услуги?
Аглая пожала плечами, стянув шаль на груди, ответила:
– Целковый за свечу.
– И это значит?
Она обернулась, взяла с комода свечу и показала мне:
– Пока горит – целковый. Прогорела – пожалуйте на выход, или Ксенофонт ещё целковый возьмёт.
Свеча была маленькой, тонкой и низкой. Что ж, сколько она может гореть? Полчаса? Знать бы ещё цены в этом мире… Пометила в мозгу: узнать цены. Взяла у Аглаи свечу, спросила:
– И как, хватает мужчинам?
Девушка подняла глаза к потолку, фыркнула, как будто засмеялась, и сказала:
– Есть такие, что хватает, а есть такие, что сразу по три свечки берут.
– Не удивлена, – пробормотала я. Отложив