– Вот и чудесно.
Его белосветлость подтягивает к себе газету и больше на меня не смотрит, как будто на меня снова упала схема невидимости. Что касается Эдера, тот задирает голову и урчит.
– Давай-ка тебя уберем, дружок, – сообщаю я льву, опускаясь рядом с ним.
Потому что, Пресветлый с ним, пусть по Гризу разнесутся новости, что Алисия Армсвилл приехала с женихом, но если это будут новости, что я приехала с женихом и со львом, боюсь, я этого не переживу. В смысле, даже моя фантазия драматурга этого не переживет. Мне и так еще кучу всего придумывать и молчать о том, о чем на самом деле хочется поговорить.
– Р-р-р-р! – выразительно сказал маджер.
Я прикрыла глаза, пытаясь почувствовать себя в безопасности. Открыла.
Лев никуда не исчез.
– Не получается? – саркастично осведомился Зигвальд.
– Могли бы и помочь, – заметила я. – Вместо того, чтобы просто смотреть.
– Милая моя Алисия, в том, чтобы просто смотреть, есть своя особая прелесть.
Почему-то Зигвальд произнес это так, что я слегка покраснела.
– И в чем же она заключается?
– Вы так забавно хмуритесь, когда у вас не выходит. У вас появляется такая крохотная морщинка между бровей… – Он сдвинул пальцы возле своей переносицы. – Очень милая.
На мгновение показалось, что Зигвальд сейчас сам зажмурится, как довольный кот. У него и движения были кошачьи, такие плавные, тягучие, как у хищника, который лениво развалился на солнышке и пока не собирается на охоту. Если бы при этом он еще так откровенно не смотрел мне в глаза!
– Значит, не будете помогать?
Зигвальд вздохнул. Потянулся за графином, плеснул прямо на столик, и по воде начертил схему, которая вспыхнула оранжевым. От нее повеяло теплом, спокойствием, умиротворением. Мне стало настолько уютно, что даже начало клонить в сон. Я потянулась к Эдеру, но ткнулась пальцами в пол. Лев исчез, а я чувствовала себя так спокойно, как раньше бывало только в детстве.
– Почему вы не сделали так в прошлый раз? – изумилась я.
– Потому что за вами очень интересно наблюдать. И еще немного потому, что это – кратковременное, но очень сильное вмешательство в ваше настроение. Я бы его тоже отнес к запрещенным манипуляциям, но я пока безмерно далек от бюрократии.
– Пока?
– Кто знает, как жизнь повернется, – философски заметил Зигвальд. – Может статься, я постарею и буду просиживать брюки где-нибудь на государственной службе от нечего делать.
– С вашим происхождением вовсе необязательно просиживать брюки где бы то ни было, – я поднялась, расправила платье.
– Происхождение определяет далеко не все, моя дорогая Алисия.
Зигвальд снова закрылся газетой и своей привычной безэмоциональной маской, а дорога тем временем ушла от моря, поезд шустро проскочил выбитый магией в скале тоннель, и впереди замелькали домики северной части Гриза. Все они здесь были одноэтажные, аккуратные, разноцветные. Объединяла их разве что красная черепица, придающая этому району характерный