Дзеим, царь джиннов, в различных образах.
Тень матери Дзелики.
Тень Фарука, отца Суффара.
Палач.
Войска различные и арапские.
Действие первое
Явление I
Небольшой лес.
Панталоне в деревенской одежде, Сарке, одетая пастушкой.
Панталоне. Ты, верно, устала, сердце мое. Солнце поднимается все выше, начинает припекать, не правда ли? Пора тебе приняться за приготовление нашего обеда. Скажи мне правду, дочка, – ну, разве не чудесна наша жизнь?
Сарке
Да, мой отец, но все же я читала,
Что разные есть страны, города,
А в них цари, вельможи; там богатства.
Пиры, и праздники, и блеск, и роскошь –
Жизнь смертных превращают в наслажденье.
И вот порой от этих мыслей скучным
Мне кажется уединенье наше.
Панталоне. Учись, дочь моя, учись, Сарке. Вот ты только прочитала о том, что существует мир, не похожий на нашу мирную обитель, – и это уже возбуждает в тебе мысли, от которых она кажется тебе скучной и неприятной. Насколько лучше было бы для тебя, если бы не было никаких книг, внушающих твоей фантазии беспокойство. Да, есть и города, и горожане, и короли, и принцы, и праздники, и пиры, и роскошь, и светское общество – все это правда. Если бы ты попала в город, для тебя все было бы, как в книгах, и у тебя возникло бы множество неутолимых желаний, которые лишили бы тебя на всю жизнь покоя и заставили бы умереть в отчаянии. Человеческая воля никогда не бывает удовлетворена; несчастен тот, кто видел много вещей в этом мире, но не впитал с образованием широких идей; он все равно будет недоволен, даже если бы он мог овладеть целым миром. Люди все плохи в этом смысле. Знаешь ли, дочка, я отец твой и люблю тебя; так вот: я был сорок лет при дворе блаженной памяти Фарука, царя Бальсоры, и видел все, что только можно было видеть. Вот уже минуло шестнадцать лет, как царь скончался, и восемь лет, как я удалился с тобой в эту хижину, в этот лесок, когда ты была еще совсем грудным ребенком. Сарке, твоя бедная мать, живя среди роскоши, умерла от горя; а я, вовремя удалившись от пышности двора, понял, что одиночество, восход солнца, рождение цветов, созревание плодов, пение соловьев, хорошо возделанный садик и вкусный обед без напитков – все это вещи, дарованные небом, чтобы занять ум человека и дать ему возможность с большим одушевлением прожить эту жизнь, которую мы получили взаймы и должны вернуть по принадлежности.
Сарке
Ужели ты не мог бы мне хоть раз
Бальсору показать? Она так близко.
Панталоне. Не говори мне об этом городе. Туда нам нельзя идти. Если у меня еще есть какое-нибудь сердечное сокрушение в нашем мирном приюте, то это постоянные зловещие вести об этом дворе, со времен кончины царя Фарука, моего повелителя.
Сарке
Так никогда мне города не видеть?
Панталоне. Слушай, дочка. Шесть тысяч женщин в карикатурном виде. Двадцать тысяч разряженных ухаживателей, которые их толкают на дурной путь и делают еще более полоумными, чем они есть. Пятьсот купцов, которые плачутся на то, что не могут высосать всей крови у своих покупателей. Сорок тысяч человек, которые целуются и предают друг друга. Три тысячи воров, которые рубашку с тебя снимут. Восемь тысяч негодяев, которые проклинают виселицу за то, что она не дает им убивать направо и налево, согласно с их философскими воззрениями. Сотни бедных, одиноких стариков, которые, чтобы казаться мудрыми, становятся смешными, проповедуя страх Божий, правосудие, истину и оплакивая гибель всех начал – семейных, репутаций, всего… Вот что такое город, дочь моя. Хочешь ли ты все-таки, чтобы я показал тебе его?
Сарке
О нет, отец, коль города такие,
Мне мил и этот лес, и этот воздух,
И наше мирное уединенье.
(Уходит.)
Панталоне. Ступай, ступай, дочка. А если у тебя есть часок досуга, читай глупости из «Кабинета фей» и смейся. Они меньше принесут вреда твоему уму, чем та философия, которая все города сделала похожими на тот образец, что я тебе описал. Как ты послушна, мое ненаглядное дитя. Леса в ваши дни – это благословенное место, чтобы воспитать девушку как следует!
Мрак, молнии и гром.
Вот он, друг – учтивый человек; сперва его курьеры, а уже потом и он сам. Этот джинн Дзеим – добрейший малый. Был он когда-то прямо благодетельным, но теперь дело пошло по-другому; я перестал его понимать. Пора бы уж мне к нему привыкнуть, немало лет я его знаю, – однако ничего поделать не могу: завидев его, я чувствую дрожь отвращения и душа у меня уходит в пятки. Постараемся скрыть это.
Явление II
Панталоне, Дзеим в виде ужасающего