– Я боше не буду.
– Что, прости? – удивленно переспросил я.
– Я не буду так больше делать, – четко, стараясь выговаривать каждую букву, сказал пацан. – Извините меня. И маму.
– Так просто сдался? – разочарованно спросил я. – А как же ненависть и грабли?
Максим – кажется, так его звали – посмотрел на меня, прямо в глаза, и ответил:
– Я убежал, потому что испугался. Я больше не буду проливать краски на ваш диван. Не ругайте маму?
Что-то внутри кольнуло, а потом будто воронка открылась и закрутилась в животе, доводя едва не до тошноты. Неужели так испытывают стыд?
Я поднялся, пожал плечами и хотел уйти. Но пацан так и стоял на месте, и его подбородок снова дрогнул.
Черт знает что!
Он накосячил, а я чувствую себя виноватым. Как это получилось?
– Я не стану ругать твою маму, – сказал раздраженно. – А ты рисуй где-то, чтоб я тебя не видел. И тогда все у нас заладится.
Мальчишка, только что стоящий с самым несчастным видом, просиял. Взмахнув граблями, он закричал: “Ур-ра!” и побежал прочь, громко улюлюкая на ходу.
– Маленький, наглый, бесстыжий манипулятор! – с уважением проговорил я, провожая его взглядом. – Ох…ть, меня обвел вокруг пальца младенец!
Кристина
Я не знала, что делать дальше. Работодатель меня убивал. Медленно и мучительно.
Мало того, что не спешил найти кого-то мне в помощь, оставив на меня весь свой огромный, напичканный мебелью и дорогущими аксессуарами дом, сделав при этом еще и поваром, так еще заставлял чувствовать себя полной дурой.
Я не справлялась!
Чертов халат с горем пополам отстирался, а вот диван… Максимка его испортил.
Я нещадно терла дорогую ткань, принося ей еще больший вред, и с трудом удерживалась от слез.
На этот раз Орехов не спустит все на тормозах, я это чувствовала мягким нижним местом, как никогда.
И если раньше как-то удавалось избегать неприятностей, то теперь, кажется, они решили не оставлять мне шанса на нормальную жизнь. Ни единого!
– Черт возьми! – выругалась я, отбрасывая тряпку в тазик и вытирая лоб запястьем, заодно убирая челку.
– Его заказывала моя жена, – донеслось сверху голосом Орехова, и я забыла, как дышать.
Одернув юбку, поднялась и, собрав весь остаток позитива, выдавила улыбку, сообщая:
– Я все отмою. Нужно лишь взять другое средство…
– Не отмоете. – Он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, и, схватив за спинку стул, стоящий неподалеку, переставил его к накрытому столу.
– Честное слово, – продолжила занудствовать я, отдавая себе отчет, что просто не потяну выплату за этот диван. Хоть почку продавай!
– Вы, конечно, постараетесь, – медленно намазывая тост абрикосовым джемом, начал говорить Артем Дмитриевич, – но ничего не получится. Уже сейчас это очевидно, ведь цвет обшивки безнадежно испорчен. И я понятия не имею, как вы планируете это возместить.
Мои руки опустились,