Кратковременные друзья Любы дарили ребятишкам пластмассовый на вкус шоколад и брелоки из киоска «Роспечати». Каждый раз казалось, что это навсегда. Теперь Зоя знала, что никакого «навсегда» не бывает. И что мужчины не испытывают восторга от перспективы возиться с уставшим сорокалетним ребенком.
Оказалось, не все.
– Привет, мам. Ты там как?
Ежедневный утренний звонок – для галочки.
– Подожди, Зойчик, выйду из палаты. – Слова заглушило громыхание, будто телефон, ударяясь, летит с каменистого склона.
Стихло.
– Да ничего, лежим тут, от скуки маемся. Хочу поскорее домой, – жаловалась Люба.
– Что врач говорит? Когда выпишут?
– Ой, мне этот врач так не нравится, злой какой-то, надменный.
– Может тебе привезти чего?
– Ничего не надо. Что ты тратиться будешь.
– Фрукты, может? – настаивала Зоя.
– Слушай, а привези халатик нарядный, который нераспакованный на верхней полке лежит. Когда еще надену!
– Поищу.
– Зой, не ругайся, но мне бы чего-нибудь… Маленькую возьми на кассе в «Дикси»… Коньячок или водочку.
Внутри дернулось, зашевелилось.
– Мам, ты чего? Ты же в больнице.
Голос матери сделался холодным, обиженным:
– Я бы не просила, просто болит сильно. Обезболивающего тут не выпросишь.
Дочь молчала.
– Ну, как знаешь. Нет так нет. Если все-таки возьмешь, положи под халатик, чтобы санитарки не заметили. Оберни тканью, а то звякнет, неудобно будет.
Зоя так долго наблюдала за маминой зависимостью, что не представляла Любу до или после нее. «Если бы я проявила настойчивость, если бы была смелее». Дело, конечно, не в смелости. Живя под одной крышей с незадачливым родителем, испытываешь одно желание – отгородиться. Не лезть к нему, чтобы он, не дай бог, не полез к тебе. Глухонемые отношения, словно черная дыра, поглощают плохое и хорошее, превращая родственные связи в пустоту.
В голове вновь и вновь выстреливали мамины слова про «маленькую»: завернуть, спрятать, чтобы не звякнуло. Очередная навязчивая мысль: «Так прячут напильник в передаче арестанту». Очередной побег. Как же Люба, должно быть, устала. Вся жизнь исподтишка – подешевле да позабористее.
Телефонный звонок оборвал лабиринт размышлений.
– Да, – тихо отозвалась Зоя.
– Приветик. Это Майя. Завтра прилетаю. Все в силе? Встретишь? – рвано, гулко затараторил голос на том конце; такой сладкий, словно густой сироп, сползающий по ушному проходу прямо в душу.
Тыва. Детство, точнее, самое его начало, до школы.
Вспышки засвеченного диафильма: груда расколотых кирпичей вместо мелков для рисования, беседка с тайником в деревянном полу, сизые горы, консервным ножом вскрывающие горизонт. Голоса. Широкие, как лица людей, всепроникающие голоса, вибрацией создающие