Он распахнул дверь.
– Вас ожидают, – раздался из темноты голос хозяйской дочки, потом кокетливый смешок, шорох юбки, и все стихло.
«Хоть бы лучину запалили, по-нашему, по-русски». Лядащев ощупью поднялся к себе на второй этаж.
У окна смутно вырисовывалась чья-то сидящая на кушетке фигура. Лядащев зажег свечу, поднял ее над головой.
– Ба! Белов! Вернулся! Ну как, удалась поездка?
– Удалась.
– Что поделывает твой новый приятель Бергер?
– Стонет, – с неохотой отозвался Саша. – Он ранен.
– Неплохо. И впрямь удачная поездка. А где мадемуазель Ягужинская?
– Я думаю, подъезжает к Парижу.
Лядащев внимательно посмотрел на Сашу, улыбнулся не то насмешливо, не то сочувствующе.
– Ладно. Ну их всех. Есть хочешь?
– Нет, Василий Федорович. Я к вам по делу.
– Я-то надеялся – в гости, – с наигранным сожалением сказал Лядащев. – Ну раз по делу, надо все свечи зажечь. Не люблю темноты. Даже, можно сказать, боюсь. Это у меня с детства. Меня дядя воспитывал – страшный скопидом. В людской было светлее, чем в барских покоях.
Он достал подсвечники, расставил их по комнате – на столе, на подоконнике, запалил свечи.
– Ну, рассказывай.
– Я должен передать как можно скорее Анне Гавриловне Бестужевой вот это. – Саша расстегнул камзол, запустил руку под подкладку и положил на стол ярко блестевший алмазный крест.
– Бестужевой? – усмехнулся Лядащев. – И как можно скорее?
Он взял крест, всмотрелся в него и вздохнул тем коротким сдержанным вздохом, который, словно спазмой, охватывает горло при встрече с ослепительной красотой. При каждом движении руки камни вспыхивали новой гранью, посылая пучок света из своей мерцающей глубины.
– Эко сияет, свечей не надо, – пробормотал Лядащев, потом перевернул крест, прочитал мелкую надпись: – «О тебе радуется обрадованная всякая тварь, ангельский собор», – и умолк.
Саша терпеливо ждал и, когда Лядащев вернул ему крест, тревожно спросил:
– Что же вы молчите?
– Нет, Белов. В этом деле я тебе не помощник, – строго сказал Лядащев и, видя, что Саша так и подался вперед, прикрикнул: – Имя Бестужевой и вслух-то произносить нельзя! Имущество ее конфисковано в пользу казны, и крест этот будет конфискован. Сам я доступа к Бестужевой не имею, и посредника тебе не найти. Совет мой – брось ты это дело.
– Вы предлагаете оставить этот крест себе? – спросил Саша запальчиво.
– Не ершись! Если Бестужева жива останется, то после экзекуции передать ей крест не составит большого труда. А в Сибири он ей больше, чем здесь, пригодится. Ссыльных у нас не балуют деньгами и алмазами.
– Я должен передать этот крест до казни, – сказал Саша твердо. – Сколько у меня времени?
– Дня четыре, может, неделя…
– Что ее ждет?
– Кнут.
– Можно