– Конец, – прошептал сторож и привалился обмякшим телом к березе. – Арестовывать меня едут. Как они через Невинские болота в карете-то пролезли? Ума не приложу.
Карета меж тем приблизилась к дому.
– Принимай, хозяин! – залихватски крикнул кучер, и несчастный Калистрат Иванович побрел к карете, протягивая вперед руки, чтоб подручнее было вязать их вервием.
Из кареты выскочил носатый черноволосый господин и, не обращая внимания на паникующего сторожа, стал вынимать из подушек и пледов девицу в драгоценном наряде.
– Татарка… – одними губами прошептала Устинья Тихоновна. – Зачем вчера бекаса подстрелил? Бекас – птица хитрая, и обозначает «встречу с прекрасным полом, небезопасную для вашего ума и кармана».
– Кыш, глупая! – гаркнул сторож и спрятал руки за спину, правильно полагая, что арест пока откладывается.
Господин подхватил девицу на руки, и Устинья Тихоновна бойко поспешила вперед, чтобы показать дорогу в покои. Вторая «татарка», покрикивая на сторожа, руководила разгрузкой чемоданов, баулов и саквояжей.
«Какой леший занес их сюда? – размышлял сторож. – Может, заблудились? Непохоже…»
– Почему меня не встречают? – спросил носатый, внезапно возникнув перед сторожем. – Меня должен был ожидать здесь… э… человек от господина Лестока.
– Никого нет, ваше сиятельство. Давно не было, – сказал сторож, согнувшись в поклоне, и подумал: «Француз… Я здесь на вашего брата насмотрелся».
Носатый несколько удивился, даже обеспокоился, но потом пожал плечами и сказал, что они останутся с барыней до прибытия нужного человека и что к ужину он желал бы зайчатину под белым соусом и токайского, так как другого вина в этой варварской стране не достанешь.
8
Время не пощадило богатого убранства царева домика. Дубовые панели в гостиной покоробились и выгнулись от сырости. Через разошедшиеся швы проглядывали бревна и мох.
Развешенные по стенам ружья заржавели, и пыль опушила их серым налетом, картины так потемнели, что при самом изощренном воображении невозможно было понять, что на них изображено. Огромный стол словно осел, и, казалось, что его пузатые, как бутылки, ноги, раздулись не по измышлению скульптора, а от водяной болезни, и тяжелая столешница вот-вот прихлопнет их.
Устинья Тихоновна украсила стол лучшей скатертью голландского полотна, спрятав подтеки и налеты плесени под огромными блюдами и ярко начищенной медной посудой.
Шевалье де Брильи пододвинул к себе тарелку, понюхал, поморщился.
– Зайца умеют готовить только в Париже, – сказал он мрачно и приступил к трапезе. – К нему необходимы шампиньоны. Самое главное в любом блюде – соус. Ты знаешь, звезда моя, соус «борделез» или «бернез» с белым вином?
– Сережа, зачем ты привез меня сюда? – требовательным и строгим голосом спросила Анастасия. –