Она опять вздрогнула, когда Мэран положила руку ей на плечо и мягко отвернула ее от окна.
– Кто знает, кого вызовет из темноты твой взгляд? – сказала она.
Голос ее был так же беззаботен, как и минуту назад, и все же ее слова прозвучали предостережением.
– Не хочу, чтобы они застали меня врасплох, – ответила Джилли.
Мэран кивнула:
– Так я и поняла. Но помни: ночь – время волшебства. И солнце не властно там, где правит луна.
– Что это значит?
– Луна любит тайны, – пояснила Мэран. – И таинственных существ. Она покровительствует им: посылает ночные тени, чтобы они могли подобраться к нам под их покровом, и предоставляет нам гадать, откуда они пришли – из потустороннего мира или из нашего собственного воображения.
– Ну вот, теперь и ты заговорила в точности как Брэмли, – вздохнула Джилли. – Или Кристи.
– Вспомни Шекспира, – возразила Мэран. – «Он хорошо играет дурака»[10]. Тебе никогда не приходило в голову, что они, может быть, нарочно притворяются чудаками, чтобы избежать насмешек?
– Уж не хочешь ли ты сказать, что все рассказы Кристи – правда?
– Нет, не хочу.
Джилли тряхнула головой:
– Не хочешь, и все равно говоришь загадками, как волшебник из какой-нибудь его сказки. Никогда не могла понять, почему они не разговаривают нормально, как все люди.
– Это потому, что не все можно объяснить напрямую. К некоторым вещам надо приближаться крадучись. Издалека.
Что имела возразить на это Джилли, так и осталось тайной. Пальцем она ткнула в окно, указывая на край лужайки, почти скрытый мраком.
– Ты… – Голос изменил ей, она сглотнула, начала снова: – Ты видишь?
Вон они, крадутся от ограды к дубам, что растут возле дома. Тени в темноте. Приземистые, животы как тыквы, тонкие палочки-ножки. Сегодня их больше, чем прошлой ночью. И они наглее. Прямо к дому подбираются. Огненные прорези глаз горят угрозой. Ощерившиеся в нехорошей усмешке рты полны острых зубов.
Один скользнул к самому окну, до чего же он страшный, настоящее чудовище! Джилли окаменела, даже дышать нет сил. В памяти всплыли слова Мэран:
«Правда – вот единственное, чего они не выносят».
Но ни одного слова, уж не говоря о целом предложении, не найти в пустом, одержимом ужасом мозгу. Тварь за окном протянула к стеклу руку, когтистые пальцы начали удлиняться. Джилли почувствовала, что вот-вот завизжит. Еще секунда, и скрюченная лапа разобьет стекло, ворвется в комнату, схватит ее за горло. А она не может двинуться с места. Сидит и смотрит, смотрит, как когти тянутся к ней, отдергиваются назад…
Что-то просвистело между страшной тварью и стеклом – что-то бесформенное и стремительное. Скокин, словно танцуя, сделал шаг назад, понял, что это была только ветка дуба, и приготовился продолжать начатое, но крики друзей отвлекли его. Едва его леденящий душу взгляд