Лучше пусть она, потому что и Влад хотел ее, перед тем как умер. А я кончен навсегда, и как это глупо, когда нервы тлеют, как умирающий трут, а глаза в зеркале напротив говорят, что ты уже мертв. Ворота ада отверзнуты, и гореть мне там вечно…
Правда, я забавно написал? Не умирайте, как Вишневский и я. Светлов».
– Типичная паранойя, – сказала я, – ваш Светлов никогда не страдал нервными расстройствами?
– Нет, вы не понимаете!.. – рявкнул Кузнецов. – Нам нужно спасти Светлова, а вы разыгрываете из себя диагноста.
– Одни психопаты и наркоманы, – нервно сказала я, надевая плащ. – Ну, поехали, где там ваш Светлов?
В этот момент Кузнецов повернулся ко мне спиной, и я ясно различила в его коротко остриженных волосах седые пряди.
– Он может прийти в себя, – сказала Бессонова. – И когда он откроет глаза, он должен увидеть нас.
– Одни психопаты! – повторила я и с силой захлопнула дверь квартиры.
– Очень странный человек ваш Светлов, – говорила я, злобно выворачивая руль с целью обогнуть очередную пробку. – Он всегда такой?
– Нормальный, – пожал плечами Кузнецов и недовольно отвернулся: вопрос был явно ему не по душе.
– А как насчет этой записки с ярко выраженной манией преследования и неврастенической концовочкой в стиле дешевых голливудских «ужастиков»? Это самое невинное, что я могу ему инкриминировать.
– Он не стал бы писать такой записки просто так.
– А почему он не предупредил вас непосредственно? Он же видел вас… Да, да, видел на зачете.
– А хрен его знает, – честно ответил Кузнецов. – По крайней мере, я знаю одно: просто так из окна не выпрыгивают. Он же хотел покончить с собой.
– Суицидальный синдром, – ответила я. – У Светлова явно не все дома.
– У него с детства не все дома, – вмешалась Бессонова, – особенно когда он в пятнадцать лет выиграл международную олимпиаду по химии.
– По химии? – переспросила я. – Ну ладно, допустим, Светлов говорил правду. Допустим, что Лейсман… насчет Анкутдинова я сильно сомневаюсь… Лейсман замыслил устранить вас всех, как я полагаю, по принципу принадлежности к команде-чемпиону «Брейн-ринга». Тогда вопрос: Костенька, родной, у тебя давно волосы седеют?
Кузнецов вздрогнул и повернул ко мне озадаченное и хмурое лицо.
– У Влада Вишневского, который умер сегодня утром, вся голова была белая, – будто ненароком добавила я.
Кузнецов посмотрел исподлобья – коротко, холодно, недобро – и вдруг широко улыбнулся, блеснув в полумраке салона великолепными белыми зубами.
– А я ничего не знаю, – почти радостно сказал он, – конечно, я подозревал, что нас – особенно меня и Вишневского… ну, еще Романовского… – накачивают какой-то