– Коймак – блины из теста пресного и дрожжевого: гречишные, пшённые, овсяные, гороховые; перемечи из пресного и дрожжевого теста: казанские и мишарские; кыстыби; хлебы всевозможные: с творогом, ржаные и пшеничные; сумса: с мясом, с потрохами, с пастилой… Словом, много всего, перечислить трудно. Потом идут балиши и прочее такое.
– Балиши я ела, – сказала Загида.
– Ты ела лишь один вид балиша, а они бывают разные, – объяснила Хадича-ханум. – Блюд у нас – великое множество, и все отличаются друг от друга.
Ко времени ахшама подошёл ещё один соотечественник, живущий здесь же, на острове, служащий банка Хамит-бей с семейством – женой и детьми. Так что общество увеличилось. К столу подали холодный язык, салаты, солёные огурцы. Хотя за столом сидели долго, к этим закускам интереса никто не проявил. Зато на сумсу, обжаренную в масле, набросились все. Пирожки были румяные, пышные, выглядели очень аппетитно.
– Угощайтесь! Здесь сумса с мясом, здесь – с яйцами, а здесь – со сладкой начинкой. Ничего особого приготовить не сумели, – проговорила Хадича-ханум, как бы оправдываясь.
Загида вначале попробовала по одной сумсе каждого вида, а потом потянулась за четвёртой и пятой… Сумса была чуть помельче французской булки, очень нежная, воздушная.
Заметив, что доктор огляделся с беспокойством, Загида спросила:
– Доктор-бей, чай подать вам?
Чай был предложен мужчинам, чуть позже присоединились женщины. И молодёжь явилась к чаю. Гости опустошали чашку за чашкой, поедали сумсу, воздавая угощению заслуженную похвалу. Меджлис шёл своим чередом.
– А теперь вы, молодые, покажите, на что способны. Вахит, у тебя ведь гитара есть, – сказал доктор, – пошли-ка за ней. А гармонь есть?
– Гармонь есть у меня, – сказал Хамит-бей. – Жаль, что не догадались взять с собой. Давай, сынок, сбегай-ка домой!..
На середину вышел сын учителя со скрипкой. Образовался маленький оркестр. Молодёжь хором запела казанскую песню. Следующую песню поддержали женщины. Третья песня была протяжной и грустной. Тут уж не удержались и мужчины. Загида впервые слышала такую музыку, но и она пыталась подпевать понемногу. Мафтуха-ханум оказалась хорошей певицей. Она исполнила соло.
Грустные песни притушили радостное настроение. Было похоже, что гостей вдруг охватила великая скорбь. Загида увидела, что все плачут. Кто-то затянул песню «Туган илькаем» («Край родной»). Загида попросила Сююм рассказать, о чём она. К этой печальной, рвущей душу песне присоединились все – мужчины, женщины, молодёжь, дети. Взглянув на отца, девушка увидела, что глаза его увлажнились. Перевела взгляд на доктора. Тот был в таком же состоянии. И лицо учителя было мокрым от слёз. Банковский служащий крепился изо всех сил, но глаза у него тоже были на мокром месте. О женщинах и говорить нечего – они дружно всхлипывали и утирали глаза. Наблюдать за другими Загида больше не могла – внутри