Старик вспомнил обо всем, сидя на скамейке, той самой, что всего за два дня превратилась в родную, в знакомую, и случись теперь катастрофа, ураган или шторм, господин Лин ухватился бы за этот маленький деревянный обломок в надежде на спасение. А малышка Сандью спит крепким сном, прижавшись к деду, она – его маяк и его весло, она бесстрашна, она не знает грусти, она счастлива лишь теплом, запахом любимой мягкой маслянистой кожи, звуком нежного голоса.
– Здравствуйте, господин Tao-laï!
Господин Лин подпрыгивает на месте. Подле него высокий человек, которого он видел накануне. Человек улыбается.
– Барк, я господин Барк, помните? – И господин Барк протягивает руку, дружески приветствуя старика.
Господин Лин тоже улыбается, смотрит, чтобы малышка не упала, затем протягивает Барку обе руки со словами: «Tao-laï!»
– Да, я помню, – говорит человек. – Tao-laï ваше имя. А меня зовут Барк, как я уже и сказал.
Господин Лин снова улыбается. Он не ожидал снова увидеть этого человека. Это почти как обнаружить в лесу, где потерялся, свою оброненную вещь, а между тем ведь скитаться можно днями. Старик двигается, чтобы человек мог сесть рядом, и тот садится. Роется в карманах, выуживает пачку сигарет, протягивает Лину.
– Все еще не курите? Горжусь вами…
Он быстро обхватывает сигарету усталыми полными губами. Господин Лин думает: «усталые губы» – это абсурд, однако иначе не скажешь. Кажется, что губы устали, устали от навязчивой не проходящей печали.
Господин Барк закуривает, и в морозном воздухе раздается легкий стрекот. Барк прикрывает глаза, делает первую затяжку, выдыхает, улыбается, смотрит на малышку на коленях у господина Лина. Чем больше человек смотрит на ребенка, тем шире улыбается. Он кивает, словно в знак одобрения. Господин Лин внезапно чувствует гордость, гордость за внучку. Старик приподнимает ребенка, чтобы Барк мог лучше рассмотреть. Улыбается.
– Смотрите, как люди суетятся! – внезапно говорит господин Барк, указывая на толпу, в то время как сигаретный дым причудливо окутывает его лицо. Он щурится. – Как же они спешат… И куда? Туда, где мы все однажды окажемся! Не могу не думать об этом, глядя на этот ажиотаж…
Он роняет окурок, красные огненные звездочки рассыпаются по земле и тут же гаснут. Барк старательно давит окурок каблуком. Остается лишь черный след от пепла, ошметки табака и остатки бумаги, которые быстро впитывают влагу и, всколыхнувшись, словно в предсмертной судороге, оседают, навсегда уходят в землю.
– Вы заметили, что почти все движутся в одну сторону? – продолжает господин Барк уже с новой сигаретой в зубах. Огонек от зажигалки такой слабый, что табак не загорается.
Господина Лина снова убаюкивает голос незнакомца, впрочем, уже менее незнакомого, чем накануне; он говорит на непонятном языке, и старик не в силах разобрать ни слова.
Иногда он ловит себя на том, что пытается как