Поскольку основным значением «истории» был «текст», то проблема «истории-реальности» обсуждалась преимущественно в рамках значения «истории-текста». По существу античные авторы уже поставили проблему соотношения текста и реальности.
Во-первых, немного актуализируя античное понимание «истории», можно сказать, что в нем, пусть в зачаточной и неявной форме, присутствовало интуитивное осознание того, что реальность (по крайней мере социальная) не мыслится вне текста.
Во-вторых, было введено различие между «реальностью» и «вымыслом». Традиционная топика всех дошедших до нас рассуждений об истории (историях-текстах) – это требование описания того, что «было на самом деле». К истории относились тексты, отображающие «реальность», а к другим литературным жанрам (к художественной литературе, в современной терминологии) – тексты, создающие «вымысел».
Разделение литературы на историю и все прочие литературные жанры соблюдалось довольно строго. Никто не считал «Илиаду» или «Энеиду» принадлежащими к жанру «истории», равно как никто не называл Гомера или Вергилия «историками». Причем историческая литература (история-текст) отличалась от других жанров не столько синтаксическими параметрами (хотя они тоже играли определенную роль), сколько семантическими. Пользуясь современной терминологией, можно сказать, что отличие исторических текстов от «художественной литературы», т. е. поэзии, трагедии и т. д., определялось типом описываемой (конструируемой) в этих текстах реальности – соответственно, «действительной» и «вымышленной». По существу впервые эта мысль прозвучала у Аристотеля в «Поэтике», где он писал, что историк и поэт различаются не тем, что один пишет стихами, а другой прозой, а тем, что один говорит о том, что было, а другой – о том, что могло бы быть.
В эпоху эллинизма возникают более изощренные подходы к проблеме «вымысла» и «реальности». Так, уже по крайней мере во II в. до н. э. появляется троичная классификация повествований, которые подразделяются на истинные (история), «как бы» истинные, т. е. описывающие нечто возможное (вымысел) и заведомо ложные (сказки, мифы). Эта схема получила свое каноническое оформление в римской риторике у Марка Фабия Квинтилиана (ок. 35 – ок. 96 гг. н. э.).
Потребность в текстах, изображающих реальность, определялась, конечно, в первую очередь прагматическими соображениями – стремлением к накоплению социального опыта, формированию образцов поведения и т. д. Но существовало и еще одно обстоятельство, которое часто ускользает от внимания исследователей: рассказы очевидцев или рассказ о том, «что было на самом деле», во многих случаях вызывает не меньший, а то и больший интерес слушателей / читателей.
В полной мере это относится и к профессиональным