– Нет спичек? Сходить домой, принести? – с невинным видом предложила она.
Салим понимал, что девушка издевается над ним. Ни за что на свете не пойдёт Миннури за спичками для него. А если и войдёт в дом, обратно уже не вернётся.
– Миннури, – поторопился остановить девушку Салим, голос его задрожал, – мне нужно с тобой поговорить…
– Мамоньки мои, а что же мы делаем сейчас, как не разговариваем?
Вдруг Миннури, совершенно забыв о Салиме, насторожилась.
– Ты кого-то ждёшь? – прошептал Салим.
Миннури не ответила.
Издалека, со стороны колхоза «Алга»[1], послышалась песня. Сначала далёкая, едва слышная, она постепенно приближалась, становилась громче. С холма съезжал в тарантасе одинокий путник. Он пел, весь отдавшись песне, будто хотел излить в ней свою душу. В свободно льющемся напеве звучал страстный горячий порыв.
Выкрасил фартук для милой в коричневый цвет:
Краски для фартука лучше коричневой нет!..[2]
Миннури, не отрывая рук от садовой решётки, сделала шаг вперёд. Если бы не тень, падавшая от деревьев, Салим мог бы увидеть, каким глубоким внутренним светом засветились её небольшие чёрные глаза, каждая чёрточка её круглого лица. Но, затенённое, лицо Миннури казалось очень серьёзным и даже чуть опечаленным.
Днём – о тебе я мечтаю, моя Миннури,
Ночью – во сне тебя вижу до самой зари!
Девушка легонько улыбнулась и, словно чтобы лучше слышать, сделала ещё шаг вперёд. Это он… он поёт… Газинур!.. «Нурия» – любимая песня Газинура. Он всегда поёт её полной грудью и так громко, точно хочет, чтобы его услышал весь мир. А сегодня к тому же ещё и заменил в песне имя «Нурия» на «Миннури». Вот сумасшедший!
Салим тоже сразу узнал поющего. В «Красногвардейце», пожалуй, нет человека, кто не распознал бы Газинура по голосу. Он любил петь всегда: и когда шёл на работу, и во время работы, и когда, как сейчас, возвращался домой.
Салим засопел. Ревнивые подозрения, которые давно жгли ему грудь и в течение многих ночей гнали от него сон, вспыхнули с новой силой. А широкая песня, набегавшая волнами с тёмных холмов, разливалась всё неудержимее, звенела со всё более покоряющей страстностью. Казалось, вместе с одиноким путником пели тонувшие в ночном мраке горы, луга, поля, даже звёзды в небе и те пели.
Салим сильно сжал локоть девушки.
Охваченная своими мыслями, Миннури и не заметила этого грубого жеста.
– Теперь мне всё понятно! Ты ждёшь здесь Газинура, Миннури!..
Не скрывая своей радости, девушка ответила с оттенком лукавого озорства:
– А почему бы мне и не ждать его? Раз вас двое, больше будете дорожить мною! – взглянула она на Салима с деланным