И вот теперь он, невр, которого все равно здесь зовут славом, в далекой и таинственной Куявии. Где-то в горах обитают обособившиеся роды, которые называют себя просто горцами, в долинах живут народы, что на горы смотрят с презрением, а на склонах гор живут третьи, что с презрением смотрят и на долинщиков, что возделывают поля, и на диких горцев, знающих только охоту на горных козлов и общение с таинственными рудокопами ночи.
Но что ему Куявия – видел и поудивительнее страны, – если бы здесь не жила та, Единственная!
На пятый день пробирался за деревьями, когда услышал разговор двух бредущих в город селян. Тоже о налогах, поборах, немного о бабах, и Мрак уже собирался отстать, когда вдруг услышал:
– Да кто бы его искал так долго?.. Сгинул тцар и сгинул. Видать, те двое не только зарезали, но и закопали тайком…
– Да уж, – донесся другой голос, – чего ждать от душегубов?
Мрак на бегу подпрыгнул над кустами. По ту сторону брел по узкой лесной тропе поживший на свете мужик, а за ним тащился, загребая ногами листья, парнишка в драных портках.
– Не отпустят тебя, значит, завтра домой?
– Нет, деда. Гостей столько прибыло, что днями и ночами варим, печем, с ног сбиваемся. Спим возле котлов.
– Бедолага…
– Эх, деда… Что-то будет? Этот тцар был хоть и дурной, но добрый. Он уже на все рукой махнул, только пил да жрал. А сейчас во дворце собрались звери, что вот-вот порвут друг друга на части! А самый лютый, что загрызет других, и станет новым тцарем.
– Упаси нас, боги! А как же Светлана?
Мрак услышал, как на беспомощно-растерянный вопрос внук ответил тоном умудренного челядинца:
– Эх, деда… Что может молодая тцаревна? И то чудо, что один раз с того света вернулась. А такое счастье дважды не бывает…
Их голоса удалились. Дальше был яркий свет, виднелись стены детинца, и Мрак вынужденно остановился на опушке. Отчаяние и злость на себя ударили по голове, как молот. Упал на землю, захрипел от злости на себя. А потом задрал морду к небу и завыл так дико и страшно, что на стенах детинца стражи переглянулись, чувствуя, как мороз пробежал по спинам.
– Не к добру…
– Какая тоска! – сказал с дрожью в голосе другой. – Быть здесь большой беде.
– Да уж… Средь бела дня такой вой!
Опять я виноват, думал