– Да пошёл он!..
– Не обращал бы ты на них внимания, – Сашка отложил мыло, – вот я…
Валерка почувствовал, что ещё слово – и заедет приятелю в ухо. Может, из-за этого барахольщика и ко всем приклеили. Завидно – ехали бы сами, так нет же никого.
Молчали, пока не разберёт – какой уж разговор. Мишка крутил ручку приёмника, Сашка принялся за селёдочную голову.
«Что за народ? Только приоткроешься чистым краешком – сразу его дерьмом измазать! В дураки записали – это ещё хорошо, теперь – в мародёры. Он, Валерка – мародёр?! Пойти, отвернуть башку этому Артёмычу…» – но вместо ярости, которая, бывало, заполняла грудь при таких мыслях, почувствовал, что жалеет бедного соседа. Не за то ведь, что уже по лбу получил, это заживёт… А за что? Как ни всматривался в себя, разобрать не смог, к тому же «Анапа» докатилась и замутила то место, которое в человеке соображает.
– Плесни, что ли…
Сашка оторвался от селёдки, вытер об газету руки и разлил по две трети стакана.
«Ведь не жадный, денег вот на дорогу даёт, да и всегда давал. Ну, балабол, зубоскальством от людей закрывается… Ведь не клад же он едет искать? Ну и что – мыло? А зачем он едет? Вот интересно – зачем?»
Выдохнули. Выпили. Крякнули. Закусили.
«Вот – интересно»,
– Саш, а скажи: зачем ты едешь?
Сашка посмотрел так, что с благодарностью подумалось о своей аллергии – не видно, как краснеет.
– Клад искать.
Мишка, наконец, поймал: «…Автопоезд с продовольствием и одеждой… самолёт с медикаментами… благотворительный концерт…»
– А ты, Миш?
– Честно?
– Нет, соври… как жене про машину. Я же знаю, что в профкоме ничего не обещали.
– Не обещали, но при прочих равных учтут.
– Прочих равных не переровнеешь, у них своя шеренга, ты не юли.
Мишка налил по полстакана, не дожидаясь, выпил.
– Честно? – глаза его блеснули и быстро погасли.
– Ну? Ну!
– Да ни за чем… Мир посмотреть. Не было счастья, да, видишь, несчастье помогает. В мирной жизни разве куда выберешься?
Валерка махнул рукой – ничего от них не добьёшься, вышел из гаража. У Артёмыча половина лба была уже синяя и начал затекать глаз.
– Слышь, ты уж извини, Артёмыч… пойдём выпьем.
– Да ничего, – улыбнулся, но уже не так весело, как в дверном проёме. Отложил работу, – давай моей… некрепкая, для семьи, но и не магазин.
Самогонка и вправду была слабовата. Подслащённая каким-то сиропом, чуть больше полбутылки.
– У меня племянник из Афгана приехал, вот – нагнали, – капнул сладкой дряни на ладонь, наклонил голову, смочил синяк.
– Злой?
– Не, грустный… Сидит дома, как на гауптвахте. Пришёл к нему вчера… вот с этой, – кивнул на бутылку, – думал, поговорим. Выпили по стопке, он к стенке отвернулся и уснул. Весь разговор. Нинка, сеструха, и то ему, и это… нет! «Спокойной ночи» посмотрит – и спать.
– А он целый?
– Нинка