Телевизора у меня не было, зато было радио и там, на «Европе плюс», которая была самой популярной станцией, играла музыка, которую все сейчас любили. Такой, как я люблю по этому радио почти не бывало, я привёз с собой плеер и кассеты, заездил их уже, конечно, Москва есть Москва, я купил новые недавно, и теперь у меня была целая фонотека, только батарейки, хоть и аккумуляторные, садились как-то чересчур быстро.
И мы, конечно, быстро опьянели, ну, исключая меня, потому что я очень устойчив к хмелю и мне, чтобы опьянеть, надо было бы выпить всё, что стояло на столе и без закуски, ну тогда, я, наверное, почувствовал бы что-то такое, что было сейчас с моими одногруппниками. Не пила только Таня, я заметил это, заметил и Щелкун:
– Ты что-то совсем не пьёшь, Танюшка, не в положении?
Она вздрогнула, чуть побледнев, и тут же засмеялась.
– Конечно, в положении, а то, как же!
А я подумал, что с этим у неё связано что-то особенное, может быть она… да нет, если бы она была беременная, мы все это сегодня увидели. Я видел обнажённую беременную женщину, одна соседка по коммуналке, неугомонная потаскушка, не могла пропустить ни одного мужика, не обошла и меня, не в моих правилах было отказываться…
– Да какое положение… все сегодня разглядели все подробности, – засмеялась Саксонка Карина.
– Ничего, Саксонища, на следующем занятии тебя станем рассматривать – напомнил Лиргамир. – Смотри, сама не сделайся беременная к этому времени.
Саксонка покраснела, смутившись, а остальные захохотали опять.
– Каринка, если у тебя такие же сиськи, как у Танюшки, я на тебе женюсь! – заявил Щелкун.
– Да на мне всякий женится, подумаешь какой-то Щелкун! – так же смеясь, ответила Саксонка.
Потом взялись танцевать, вначале скакали, выпуская хмель, потом стали разбиваться по парам. Я не позволил никому, кроме Марка танцевать с Таней. Но сам не наглел, и хотя и прижимал её к себе, но не позволял себе лапать, как пытался изображать, шутя, Марк.
– Убью! – тихо сказал я, и так же шутя, я показал ему кулак.
– Да ладно те, – засмеялся Марк.
– Гляди, Танюшка, парни ещё морды друг другу из-за тебя набьют – серьёзно сказала Оля.
– Не набьют, шутят они, не видишь разве?
В три часа за Кариной приехал отец на машине, они захватили с собой и Олю, конечно, и Очкарика. Щелкун и Марк посмотрели друг на друга, сильно пьяные. Я предложил им остаться у меня, но Марк, хоть и пьяный до синевы, сказал:
– Не-ат, щас я… с вахты вашей позвоню, за мной тоже приедут. Куда тебя, Щелкун, везти?
– В Люберцы, – улыбнулся во все свои лошадиные зубы Щелкун.
– Ох… ну ты забрался… Ладно, назвался груздем… Пошли, зубастый, а то ты на мою невесту глядишь, мне не нравится, я только Островитянину могу её доверить, дикарь с Сахалина не обидит. А, так, шеф? – он подмигнул мне.
Я расхохотался.
– Может, останетесь всё же? Утром и уедете.
– Не-е… вот если бы Танюшка пустила бы меня спать с собой, я бы так и быть, уступил тебя Щелкуну. А так – не-е!
И