Все повскакивали, принялись поправлять одежду. Павел соскочил с банкеты посмотреть, что там твориться? Мимо орудий, в окружении многочисленной свиты, на бастион шли великие князья Михаил и Николай. На мундирах ни пылинки. Шнуры золочённые. Сапоги блестели. Как-то не вписывались их новенькие приталенные мундиры с золочёными висюльками в грязную, кровавую картину бастиона. Унтеры тут же выстроили солдат.
– От имени батюшки-царя, огромное вам спасибо! – воскликнул великий князь Михаил.
Тут же весь бастион гаркнул «Рады стараться!» и трижды – ура! ура! урраааа!
Почему-то у Павла не возникло никакой радости в душе при виде царских детей. Зачем они здесь? – подумал он. – Толку от них? Вон, какие холёные, чистенькие. И свита такая же. А нет! Среди свиты выделялись местные офицеры: серые лица, серые шинели, стоптанные сапоги….
Великий князь Михаил, осматривая бойцов, внимательно взглянул на Павла. Чем-то он его заинтересовал. Они не раз с ним встречались на военных смотрах в училище. Сейчас Михаил его не узнал. Лицо Павла огрубело, взгляд потерял юношеский задор. Кожа потемнела. Самому великому князю Михаилу исполнилось двадцать два. Статью он напоминал своего отца: прямая осанка, вечно вздёрнутый подбородок. Движения резкие. И взгляд такой же холодный и унылый, как у государя.
– Поручик, мне кажется, я вас где-то видел. Вы из Петербурга? – спросил Михаил.
– Никак нет, ваше высочество. Я из Воронежской губернии. Поручик Жернов, – зачем-то соврал Павел. Зачем – сам не понял.
Михаил Николаевич обернулся к адъютанту.
– Обязательно занесите в наградной список поручика Жернова. – И все направились дальше.
Павел встретился с суровым, осуждающим взглядом полковника Тотлебена. Да пошло оно всё, – махнул рукой Павел и отвернулся. Перед глазами стояло бледное лицо раненого юнкера, который никогда уже не повзрослеет.
***
Тотлебен дал Павлу день отдыха. После трёх суток, проведённых в редутах перед Малаховым курганом почти без сна, его качало от усталости. Иногда он проваливался куда-то в забытьё. Однажды даже заснул на ходу, ведя солдат через Килен-балку. Упал, скатился по склону, чуть шею себе не свернул. Солдаты подумали, что его подстрелили. Пытались на руках донести до бастиона. Но Павел пришёл в себя. Ему стало стыдно за свою слабость. Тотлебен приказал выспаться и помыться.
Павел еле добрел к своей квартире. Замёрз до чёртиков. Самылин помог ему стянуть промокшие сапоги с распухших ног. Обмотки протёрлись до дыр, и смрад от них исходил невозможный.
– Ох, не знаю, что с шинелькой делать, – недовольно сказал Самылин. Шинель была вся в грязи, прожжённая пулями, в нескольких местах изодрана штыками.
– Где же другую взять? – пожал плечами Павел.
– Попробую залатать, – вздохнул Самылин. Повертел шинель в руках. – Попробую.
Матрос принёс тазик с тёплой водой. Павел опустил с блаженством в него ноги. Тут же язвы на пальцах защипало, зажгло. Самылин вышел чистить шинель, а Павел, сидя на