И с этого дня для меня и брата начался дикий кошмар, который продолжался более года. Каждый день мать выскакивала на улицу и весь день и даже в темноте лаяла соседок. И если к ней подходили женщины и просили её успокоиться, то мать обрушивала на них свою матерщину. И женщины убегали. К нам в домик приходили женщины с Красной горки и говорили, что «дело кончится плохо».
– Валька, пожалей своих детей.
– Да на хер они мне сдались! – кричала мать. – Пускай все подохнут! А я не унижусь перед этой сволотой! Они меня не стоят! Дозноили меня!
И она грозила кулаком в угол, где висела икона Божьей Матери и Сына.
(Только после её смерти я узнал, что она родилась в семье польского шляхтича)
Когда мать уходила каждое утро на «работу», она кричала соседкам:
– Тунеяски, под окнами сидите, а я мантулю!
Соседки спросили у её подруги тёти Лизы: где она мантулит?…И та «предала» нашу мать: сказала, что она никогда в свои сорок пять лет не работала. Соседки начали смеяться над матерью, а мать начала «лаяться» и бить их. Но тогда я ничего не знал и не понимал.
Соседкам было скучно, и они нарочно злили мать. Ходили от дома тёти Сони к дому тёти Таси и колотили ложками по кастрюлям. Мать тотчас выскакивала на улицу и начинала «лаяться». А бабы смеялись и садились на лавочку и ритмично били ложками по кастрюлям.
Наша мать орала на пределе голосовых связок с утра до глубокой ночи.
Брат просыпался рано утром и немедленно уходил из дома, а возвращался домой поздним вечером. Мать запрещала мне играть с детьми своих врагов, и я сидел дома, и каждый день слушал вопли матери. Я обоссывался от ужаса, когда мать начинала орать на улице. Я не мог привыкнуть к её крикам. Это был АД! Но он был пустяком в сравнении с тем, что произошло через год, когда мне было шесть лет.
Зимой я увидел, как мать дралась с тётей Зиной Ивановой, женой дяди Ильи, а так же с тётей Тасей и тётей Соней. Дядя Илья стоял спиной к воротам своего двора, поддёргивал локтями штаны – это движение у него было привычкой – и тонко кричал:
– Валя, прекрати, что ты творишь?! Я вызову милицию!
А мать, как каратистка, широко расставив ноги, с прямой спиной вонзала ногти сверху вниз в головы соседок, рвала их волосы. И когда соседки разбежались, она оживлённая и радостная, грозила им кулаком и кричала:
– Я вам отмешшу!
Потом тётя Зина долго собирала волосы на снегу и кричала, что «посадит» нашу мать.
На следующий день к нам пришли два милиционера и капитан Сивоха, мягкий, очень вежливый, но строгий мужчина.
Брат убежал из дома – как обычно – рано утром. А меня и Матвея мать выставила во двор после бегства брата, закрыла входную дверь на большой крючок и забралась с Людкой под кровать. Там она и находилась с утра и до вечера.
Сивоха вежливо постучал сгибом указательного пальца по двери.
– Гражданка Гудковская, откройте.
Матвей, дрожа