Уверен, что это – из-за моих родителей, первые городские впечатления которых были связаны с образом профессоров. Тогда те ходили в галстуках и пиджаках, а не в свитерах с катышками. Читали лекции громогласным басом и даже представить не могли, что можно впаривать студням свои монографии по адским ценам, бухáть на кафедре и потом показываться на люди, плющить и сегрегировать своих питомцев по национальному признаку, брать мёд и мясо, лезть к студенткам. Кстати, у них (у студенток, не у профессоров!) и вправду есть стабильная привычка чётче обозначать глубину декольте, цветность макияжа и подчёркивать особенности организации конечностей по мере приближения сессии – проверено социологической наукой за два сезона в авиааспирантуре 96— 97 годов. Думаю, что из меня получился бы довольно неплохой типаж препода-душки. Иногда ловлю в себе тягу к наставничеству, и если вижу толкового парня или девушку, хочется их растить и растить, как растили иногда меня. Это, видимо, функция такая организма. Но тогда я довольно быстро понял, что занимаюсь не своей темой.
Мне хотелось быть ближе к результату, чем деятель науки и пестователь. Все тебя уважают и благодарят, ты совершаешь открытия со всклокоченными волосами и переворачиваешь мир с немного сумасшедшей улыбкой и светящимися глазами, тебе ставят огромные памятники, на которых рыдают и читают стихи олигархи и президенты – твои ученики. Но – лет через двадцать после внезапной смерти в чистенькой комнате общежития, хорошо, если в чужой, а не в своей.
Я сам не понял, как совершил первый в жизни поступок и, проводя соцопрос Алика Фаизовича Шакирова, попросился на работу в «Башинформ», был протестирован одной заметочкой и принят. А текст получился настолько в тему, что его Озеров в «Советскую Башкирию» поставил, да ещё ко Дню республики. А я даже не знал тогда, когда у нас День суверенитета, и никого, кроме Рахимова, по фамилии не помнил из местных властителей. В общем, жил как нормальный человек. А когда с осмотром в нашу комнатушку аналитиков агентства заглянул вице-премьер Кульмухаметов, я даже подскочил от торжественности момента. То был второй день работы.
Мне нравилось в вузовской системе многое, интеллектуальные и симпатичные люди, каждая беседа с которыми была мне как игра в теннис разрядника с мастером спорта, то есть – на повышение класса. Особенно нравились пережитки средневековой немецкой университетской демократии, чёрные шары, выборы декана и ректора, независимость и братство, взаимное уважение коллег и обращение к студням на вы, без хамства и ругани.
Но там было слишком комфортно для того, чтобы развиваться, и слишком далеко от реального воплощения научных задумок. Ушёл, и правильно сделал. Ближе к результатам, не хочу Коперником и Галилео. Но перед кандидатами и докторами наук немного комплексую. Вернее, радуюсь, когда вижу, что какой-нибудь