Суета вокруг быков быстро улеглась, и всех нас Воины чуть ли не пинками загнали в фургоны, но я успел устроиться рядом с возницей, а затем караван тронулся в путь. Я, обернувшись, с любопытством глядел на уходившую назад границу – Воины перекатили повозки на ту сторону, в Нулевой круг, – и проход исчез. Мы вернулись на земли предков, доказав, что достойны присоединиться к настоящему миру идущих по пути Возвышения. Искупили их преступление – низкое Возвышение.
Мне вдруг захотелось кричать во всё горло от накатившей радости. Это было настолько не похоже на меня, что я в изумлении зажал себе рот рукой, чтобы действительно не заорать. Пока боролся с собой, из ехавшего впереди фургона донёсся крик:
– Эге-ге-гей! Мы в Первом! Парни! Мы в Первом!
Этот вопль словно снёс изгородь в загоне дурных джейров. Над нашим караваном раздались десятки криков. Чуть ли не каждый чемпион решил выразить все чувства, что испытывал. Не спорю, событие произошло важное, многие из нас терпели лишения и тренировались, не зная отдыха, ради этого дня. Но чтобы вот так орать? Перед лицом родных и едва знакомых людей. Перед лицом Воинов, в конце концов. И тем более я! Я! Едва удерживался от того, чтобы к ним не присоединиться.
– Ох, как хорошо тут! – заговорила молчавшая до этого мама. – А воздух тут какой! Надышаться не могу, даже голова кружится.
Я оглянулся, глядя на неё через окошко.
Она сидела у двери, улыбалась и смотрела вверх, на переплетение ветвей над дорогой, где сквозь редкие просветы в листве проглядывало солнце. Мама заметно раскраснелась, её серые глаза блестели, и дышала она и впрямь часто и неглубоко. Воздух?
Я медленно сделал вдох, пытаясь оценить его вкус и запах. Дышится приятно, воздух прохладный и чуть влажный, будто я стою на месте своей старой тренировки на реке. Он полон странных запахов, некоторые так сильны, что, кажется, чувствуются и на языке. Но неприятны. Я бы определил их как гниль, зелень и земля. И чтобы от воздуха кружилась голову? Но она и впрямь лёгкая и чуть звенящая.
Я заметил усмешку на лице управлявшего быками молодого Воина. Он выглядел старше меня лет на шесть-семь. Высокий, широкоплечий, с длинными чёрными волосами, стянутыми в хвост красным шнурком, и чёрными же глазами на округлом лице. Уже одна его одежда подтверждала мои догадки о бедности нашей жизни. Похоже, она была сшита из такого же шёлка, что и наши дорогие праздничные наряды. Но её потёртость, запылённость, пятна соли от высохшего пота говорили о том, что это повседневная орденская форма, одинаковая и для возниц, и для всадников: однотонная серая, с чёрной