В рамках нашего знания советской действительности, мы почти не можем найти в повести Кусакова неправдоподобные образы или ситуации. Главные и второстепенные действующие лица, старые и молодые, положительные и отрицательные – все они прежде всего живые люди. Есть сцены, почти перерастающие в символические, прочно врезающиеся в память, – как встреча бухгалтера Попова, приехавшего из провинции, с иностранными туристами в московском магазине, или партийное совещание по поводу провинившейся учительницы. Представители дореволюционной интеллигенции, как Митин и его жена, кающийся коммунист Жовтынский, ломающая себе головы над проблемами веры и атеизма молодежь – все это настоящие, типичные облики Советской России.
Нас удивило, правда, упоминание о порке, которая в наше время в интеллигентной семье была бы абсолютно невозможной и представлялась несовместимой с человеческим достоинством: так было, правда, в Ленинграде, может быть, в провинциальной глуши интеллигенция вела себя иначе – хотя нам и трудно себе это представить. В общем, к образу профессионального педагога и добродушного по природе Андрея Васильевича Митина, эта деталь идет как корове седло.
Не менее интересна и не менее заслуживает упоминания изданная в Сан-Пауло книга Вениамина Васильевича Сапелкина[58] «Пушкин и Достоевский». Выпущенная в очень хорошем внешнем оформлении, на прекрасной бумаге, со многими иллюстрациями, она не представляет собою специального научного исследования, а лишь повторяет несколько докладов, сделанных автором в Сан-Пауло и в Рио-де-Жанейро.
Тем не менее, написанная в духе любви и понимания Пушкина и с неизменным здравым смыслом, книга полезна и ценна, особенно сейчас, когда и о Пушкине, и о Достоевском так часто с серьезным видом говорят глупости, и когда хороший тон состоит в том, чтобы повторять безнадежно устарелые лады установившихся в русской литературе с легкой руки левых критиков, тенденциозные и фальшивые представления о великом поэте.
К наиболее значительным страницам работы В. В.