Гамсонов с увлеченной улыбкой присел возле трубы. Она протягивалась куда-то дальше вперед, за клен, а здесь на конце слегка заворачивала вправо от рельсов. Текущая в посадку вода рассекалась железными прутьями на несколько резных струй, в которых дрожали как от холода те же расплетенные «шелковые шнурки», – что и на зеленом клене…
– А знаешь, – он выпрямился и оглядел все вокруг. Всю даль. – Из этого города получится прекрасный аттракцион… Думаю, если бы я попал сюда на десяток лет раньше, у меня бы получилось сделать! Я мог бы придумать квест, а потом странно обнаружить здесь все необходимое для его легкого воплощения.
Косые лучи не доставали до водяных струй возле трубы – откуда взялись эти золотистые «шнурки» внутри?
– «Нарушенность», говоришь?… Это именно то, что нужно.
– Вот, ты нашел свое… Знаешь, еще не все потеряно. Постарайся, дострой – а почему нет?
– Ты так думаешь? – серьезно осведомился Гамсонов.
– Да. Смотри, – Марина опять ткнула пальцем, на сей раз выше граненой буквы, – это небо?
Гамсонов посмотрел на большой голубоватый прямоугольник, пририсованный к букве.
– Не знаю. Это может быть что угодно.
– Мне кажется, это небо… фрагмент неба – знаешь, этот цвет… я почти уверена… он точно такой, как был на том диске. Небо над тремя высотками.
– Пф-ф-ф-ф… как ты напоминаешь мне одного моего друга! У него – богатейшее воображение. Вас прям познакомить надо!
– Ты это к чему?
– Нет-нет, я просто… он тоже как-то раз увидел небо на плакате, возле входа в магазин с бельем и а-а-а… – Гамсонов вытаращил глаза, изображая Костю. – Вылупился и говорит: мне хочется раствориться в этом кусочке неба.
– Занятно.
– Да уж, не то слово… только все эти мысли доставляют ему массу страданий и самобичевания, – усмехаясь заметил Денис. – Я все ждал, что он встанет на путь истинный, но это, похоже… безнадежно. Ну а может и не надо ему становиться другим. И жить такой жизнью, как я живу – не надо, наверное… не знаю, – он покачал головой. – Но я говорю: если б он сейчас услышал о квесте, то такую б философию развел!
– А кто он? Расскажи.
– Да ладно, это неважно. Потом как-нить расскажу.
– Ну как хочешь.
Гамсонов подошел к Марине, постоял совсем немного, рассматривая буквы; спустился на гравий, вошел в тоннель.
– Денис… – тут же почему-то инстинктивно позвала Марина.
Будто боялась потеряться.
Она последний раз взглянула на рисованное небо и спустилась в тоннель…
Снова ей показалось, что она может отказаться от всего, чем жила раньше. Когда входила в облекающий мрак.
Только теперь это было мимолетным и по-детски испуганным. И свет позади обратился в гулкую, фонящую песчинку времени – Марине стало тревожно за спиной… а затем шорохи гравия, отдававшиеся по стенам, рассеяли песчинку в тысячи других.
Буквы-граффити на стенах были уже выше человеческого роста,