Более того, не выживи политически, а не только физически, в годы репрессий такие политики, как Микоян, вряд ли стало возможным восстановление справедливости в отношении многих невинных людей после смерти Сталина.
Чтобы хоть в какой-то мере загладить неоднозначное впечатление о своем тогдашнем поведении, он проявил инициативу и лично курировал вопросы реабилитации невинных жертв сталинских репрессий. Микоян сделал очень многое, чтобы оставшиеся в живых возвратились из мест заключения[55]. Это касается не только отдельных лиц, но и целых народов, огульно обвиненных в предательстве родины в годы Великой Отечественной войны и вскоре после ее окончания. Вряд ли бы это стал делать, тем более, по собственной инициативе, «организатор и вдохновитель» сталинских репрессий.
Конечно, сказанное выше отнюдь не оправдывает действия Микояна в тот для него очень сложный период, но позволяет в определенной степени понять его мотивацию и появление той, вначале скрытой от посторонних глаз, личной ненависти к Сталину, которую он потом пронесет через всю оставшуюся жизнь.
Как нам представляется, Микоян уже в те годы понимал, что «Коба ведет нас куда-то не туда», но сказать об этом публично ни он, ни кто-то другой (может быть, за исключением бежавшего из СССР революционера и дипломата Ф. Ф. Раскольникова с его «Открытым письмом» к Сталину 1939 г.), так и не решился. Тем более, что страна нуждалась в единстве перед лицом наступавшей опасности в лице фашистской Германии, грозившей потерей всего, за что Микоян боролся на протяжении всей своей политической карьеры.
Обеспечить такое «единство» возможно было вокруг «раскрученной» официальной пропагандой фигуры Сталина. Любой другой вариант грозил непредсказуемыми последствиями не только для советской элиты, но и простого народа, обрекавшегося фашистскими идеологами на уничтожение как «неполноценного». Именно этим обстоятельством в какой-то степени можно объяснить появление 21 декабря 1939 г. статьи за подписью Микояна в «Правде», в день 60-летия Сталина, под весьма характерным названием «Сталин – это Ленин сегодня».
Составителями этого текста желаемое явно выдавалось за действительное, как и в случае с упоминавшейся нами выше речью на праздновании 20-летия органов госбезопасности[56].
В 1939–1940 гг. Микояну, уже снискавшему авторитет в качестве опытного переговорщика, по поручению Сталина пришлось вести