Скальпель разума и крылья воображения. Научные дискурсы в английской культуре раннего Нового времени. Инна Лисович. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Инна Лисович
Издательство:
Серия: Исследования культуры
Жанр произведения: Культурология
Год издания: 2015
isbn: 978-5-7598-1105-3
Скачать книгу
повторяющим извилистые пути обычной природы, но мудрым всюду открыта широкая дорога, ибо у мудрости, которую древние определяли как “знание всех вещей, божественных и человеческих”, всегда достаточно самых разнообразных средств. Физические причины освещают путь и дают средства для новых открытий в однородной материи, но тот, кто обладает знанием какой-либо формы, обладает также и знанием высшей возможности привнесения этой природы в любую материю, и его действия не связаны и не ограничены ни материальным основанием, ни условием действующей причины»[193]. Таким образом, Бэкон переконструирует эпистемологическую пирамиду: от опыта над материальным объектом ученый восходит к обобщениям, выявляет действующие принципы, а затем переносит открытый закон на подобные материальные явления, опять перепроверяя его действие экспериментом. Признавая необходимость метафизики для науки, философ исключает не только телеологию из непосредственного исследования материи, но отрицает логику как единственный инструмент познания метафизики[194].

      Понятия света и зрения также присутствуют в философии познания Бэкона. Он различает зрение как религиозное прозрение и зрение как чувственное восприятие, на основании которого люди способны к рациональному познанию, которое и служит доказательством: «Люди обладают уже от природы некоторыми нравственными понятиями, сформированными под влиянием естественного света и естественных законов, такими, как добродетель, порок, справедливость, несправедливость, добро, зло. Однако следует заметить, что выражение “естественный свет” может быть понято в двояком смысле: во-первых, в том смысле, что этот свет возникает как результат чувственных восприятий, индукции, разума, аргументов, согласно законам неба и земли; во-вторых, в том смысле, что этот свет озаряет человеческую душу неким внутренним прозрением, повинуясь закону совести, этой искры, этого отблеска старинной первозданной чистоты. В этом последнем смысле душа становится причастной некоему свету, помогающему увидеть и понять совершенство морального закона <…>. Поэтому религия, будем ли мы рассматривать ее как таинство или как наставницу в морали, рождается из божественного откровения»[195]. В данном случае религии отводится в жизни человека морально-этическая функция, тогда как науке – функция познания законов Вселенной.

      Бэкон разграничивает свет как откровение и свет как природное явление, поскольку его не удовлетворяет платоновская и христианская концепция Бога – источника света и знания. Он критикует имеющиеся исследования оптики и глаза, среди которых были работы Дюрера, Везалия, Кеплера, поскольку материальный, физический источник света остается неизвестным: «Ни в оптике, ни где-либо в другом месте мы не встречаем более или менее ценных исследований о свете. Исследуется распространение лучей света, но не его происхождение. А источником этого недостатка <…> является причисление оптики к разряду математических дисциплин, ибо в этом случае


<p>193</p>

Там же. С. 240.

<p>194</p>

«Поэтому естественная философия Демокрита и других, которые устранили Бога и ум (mens) из мироздания и приписали строение Вселенной бесчисленному ряду попыток и упражнений самой природы <…> и видели причины отдельных вещей в необходимости, присущей материи, не нуждаясь во вмешательстве конечных причин, является <…> в вопросе о физических причинах значительно более основательной и глубже проникает в природу, чем философия Аристотеля и Платона <…> первые никогда не тратили сил на изучение конечных причин, последние же беспрестанно рассуждали о них. И в этом отношении Аристотель заслуживает еще большего осуждения, чем Платон, ибо он не упоминает об источнике конечных причин, т. е. Боге, и заменяет Бога природой; сами же конечные причины он излагает скорее с точки зрения логики, чем теологии. Мы говорим об этом не потому, что эти конечные причины не являются истинными и достойными внимательного изучения в метафизике, но потому, что, совершая набеги и вторжения во владения физических причин, они производят там страшные разорения и опустошения» (Там же. С. 241–242).

<p>195</p>

Там же. С. 539–540.