– Эти люди, которые с утра до вечера на демонстрациях, – говорю я, – где они сейчас?
– Вот эти самые, – он указывает на прохожих, – и ещё многие другие.
– И все внезапно прониклись революционным духом?!
– Его величество, когда с вертолёта смотрел на демонстрации 18-го шахривара[2], сказал ровно те же слова.
– Вот видишь, Асгар, – говорю я, – шахиншах думает точно так же, как я.
– Ты внешностью пошла в шахиню, – отвечает двоюродный брат, – не знаю, как насчёт мудрости и интеллекта.
Когда я говорила с Асгаром по телефону, он не спросил о цели моего приезда, да и сейчас не выказывает интереса. Тётя Туба тоже должна была быть очень рассержена, раз не приехала в аэропорт. Уже несколько месяцев я с ней не говорила: Асгар под тем или иным предлогом не звал её к телефону. Машину он ведёт очень уверенно, проскакивая на жёлтый и даже на красный свет. Некоторые постовые, завидя «Кадиллак», подносят правую руку к виску и улыбаются. Опять голос наполняет кабину:
– Я Сокол, я Сокол, вызываю Центр…
– Центр слушает.
– Я Сокол: зафиксировано ограбление…
– Я Центр…
– Не понимаю, повторите…
Голос и тон изменяются:
– Слушаюсь… Рост разыскиваемого – высокий.
– Проклятье, работай как следует! Разыскиваемый вооружён?
– Так точно. Представляет опасность.
Асгар берёт трубку переговорного устройства – она красивого голубого цвета – и говорит:
– Я Орёл, я Орёл, вызываю Центр…
– Центр слушает вас.
– Центр, к нам опять перешли на волну, как поняли?
– Понял вас, какой приказ?
– Распорядитесь, чтобы нашу линию не занимали. Как поняли?
– Понял, слушаюсь.
Я беру трубку: она неожиданно тяжёлая. Спрашиваю:
– Тебе очень нравится твоя работа?
Асгар трогает пышную шевелюру цвета воронова крыла, в которой, кстати, немало и седых волосков, и говорит:
– Ты остра, кузина.
– Но ты не ответил, – настаиваю я. – Ты очень любишь свою работу?
– Не любить работу, в которой нет ни шаха, ни нищего?.. Ну, раз уж ты об этом заговорила, не забудь главного: всегда нужно считать свою работу самой важной в мире.
Мы застряли перед красным сигналом светофора. Постовой на перекрёстке истекает потом и всячески старается нас пропустить. Асгар, мигнув фарами, говорит ему, чтобы он успокоился. Паренёк – в руке жвачка с петухом на упаковке – прилип лицом к стеклу. Асгар опускает стекло. Лицо у мальчишки закопчённое. Хотя на улице не холодно, он натянул до бровей свою шерстяную белую шапочку. Схватив монету из руки Асгара, исчезает позади машины. Я говорю:
– Что за должность у тебя, Асгар, что свет всегда дают зелёный?
Он смотрит на меня, и взгляд его тяжёл и печален.
– Жизнь за границей тебя изменила, – отвечает он. – Мыслишь иначе.
– Женщины – тоже часть общества, – говорю я, – и они раньше или позже видят тайное, как и явное.
Асгар