– Ты не неизвестно кто. Ты – Айна. Знаешь, что значит твое имя?
– Айна? Обычное финское имя.
– Финское имя, да. Айна – значит единственная. Ты такая одна.
– Да? Я не одна зовусь Айной.
– Я других не знаю.
– А что значит Давид?
– Давид – значит любимый.
– Откуда ты это взял?
– Из словаря. Есть словарь разных имен.
– Интересно.
Улица пошла вверх, Айна с Давидом прошли мимо желтого здания с красивым цокольным этажом, над окнами-витринами было написано: «Кафе и обеденный зал», «Куба-импорт, кофе, консервы».
– В этом доме жил Август Стриндберг, – сказал Давид, оборачиваясь назад. – В башне. А это парк «Тегнерлунден», тут ему памятник.
Айна обернулась и подняла голову, – когда идешь и смотришь вперед, башню не видно. Сейчас она мерцала окнами на фоне темного неба.
Они подошли к скверу, в середине которого стоял большой памятник: могучий обнаженный мужчина сидел на огромном камне в странной неестественной позе.
– Это Стриндберг? – удивилась Айна.
– Да, Стриндберг в образе Прометея.
– Того, что дал людям огонь?
– Да, здесь он уже прикован к скале, и орел прилетает клевать ему печень.
– А, вот почему он так странно сидит.
Они обошли монумент, и с другой стороны парка спустились вниз.
– А тебе было хорошо в Толларпе? – спросила Айна.
– Ужасно было, – ответил Давид. – Я тогда наконец понял, что все изменилось необратимо.
– Почему?
– Ну, представь, я был единственный ребенок в очень обеспеченной семье, папа музыкант в театральном оркестре, мама певица. Дедушка и бабушка. У дедушки были магазины модной одежды: мужской и женской, её привозили из Парижа, вся Вена там одевалась. У меня была своя комната, куча игрушек. Театры, музыка, языки. У нас была домработница. На столе всегда белая скатерть, салфетки с кружевами, приборы серебряные, минимум три, бокалы хрустальные. А тут куча детей, общая спальня с другими мальчиками. Голые деревянные столы в столовой, разномастные ножи и вилки. Надо самим все делать: убирать, мыть посуду, когда дежурные.
– А когда ты скитался с папой, до отъезда?
– Мне тогда казалось, что это временно, что все будет, как раньше. Папа говорил, что в Швеции меня возьмут в хорошую семью, и я буду как приемный сын, пока они с мамой не приедут… И я так себе и представлял, хотел так думать, что все неприятности кончатся, и начнется нормальная жизнь.
Знаешь, я только в Толларпе первый раз открыл чемодан, его папа собирал, я не очень следил. Там среди рубашек лежало столовое серебро, каждая ложка завернута в кружевную салфетку. Я сидел как дурак, смотрел на них, и не мог понять, что с ними делать в детском доме. Их же могли отнять, нас обыскивали перед паромом. Не знаю, зачем он мне их положил. Может быть, чтобы я отдал их в семью, которая меня примет. Так воспитательница сказала.
– Как странно…
– Что