Стены квартиры Дарьи Анатольевны украшали фотографии покойного мужа и полочки, заставленные многочисленными керамическими ангелами, которых её муж когда-то коллекционировал.
Кофе Дарья Анатольевна умела готовить разными способами – по-гречески, по-турецки, с солью, с холодной водой для особого вкуса, так, как пьют французы, и так, как пьют англичане. Конькову по-всякому нравилось, но больше всего он любил, когда было много молока. О своих плебейских вкусах он не распространялся, чтобы не позориться среди местных аристократов. О приготовлении кофе здесь говорили с придыханием, с прищуриванием, чуть ли не с подмигиванием, как о священнодействии, понимание которого доступно только знатокам.
Димочка Коньков нравился Дарье Анатольевне. Она всегда испытывала слабость к хрупким мужчинам, и Коньков напоминал ей фарфорового ангела. Когда она глядела на него, то часто думала о том, что и он, возможно, не жилец на этом свете, и о том, что мужчины умирают раньше женщин, которым остаются одиночество, воспоминания и печаль. Поэтому, когда Коньков появлялся у Дарьи Анатольевны, рядом с ним волшебным образом всегда оказывалась вазочка с ореховым печеньем и шоколадными конфетками.
Спиритические сеансы были похожи один на другой – приглушался электрический свет, зажигались свечи и посреди стола на большой лист бумаги с буквами ставилось старинное блюдце. Гости рассаживались вокруг, прикасались к блюдцу и молчали. В полумраке старшему лейтенанту Конькову казалось, что в комнате становится холоднее, и в такие минуты у него по спине ползали мурашки.
Высокая Дарья Анатольевна возвышалась над сидящими, как минарет.
– Александр Сергеевич Пушкин. Александр Сергеевич Пушкин, – говорила она замогильным голосом. – Вы будете говорить? Да или нет. Да или нет.
В какой-то момент блюдце начинало метаться между пальцами людей, словно затравленный зверёк.
– Я чувствую монаду Александра Сергеевича, – объявляла Дарья Анатольевна.
Коньков не верил в спиритизм, но всё равно ему было неприятно и он ёжился, будто от холода.
Спиритисты задавали духам различные вопросы, например, у того же Пушкина старались поделикатнее выпытать историю его взаимоотношений с женой. Или интересовались авторством сочинений Шекспира, с которым общались на русском языке, что, в общем, всех устраивало, хотя говорили с завистью, что одна переводчица с Тверской для общения с Шекспиром принципиально использует только староанглийский язык.
Большинству из присутствующих было за пятьдесят. Конькову было здесь скучновато, и он мог бы посылать сюда кого-нибудь из своих подчинённых, но спиритисты когда-то стали его первой самостоятельной работой, и он не хотел их перепоручать никому другому. Кроме того,