Я не думал, что они когда-нибудь еще позвонят, однако через пару дней раздался телефонный звонок. Это был Буги, он же Джон Тибери, один из людей Малкольма, который сообщил мне, что в Ротерхите состоится репетиция. Итак, я отправился в доки, добрался туда, но там никого не оказалось. Репетиция отменилась, и я до сих пор не знаю, почему никто не потрудился сказать мне об этом. А ведь это было совсем нелегко для Джонни Роттена тех лет – тащиться через весь город на верфи Бермондси и бродить по докам в одиночестве. И там даже не оказалось никого, кто бы сказал: «Прости, Джон». Я чертовски разозлился.
Поэтому я позвонил и сообщил, куда им всем надо идти, но потом последовала целая серия телефонных звонков, и я решил: «О, черт возьми, теперь все стало еще хуже, потому что они действительно говорят мне, что хотят меня – не группу, не всех этих подопечных Малкольма, – они очень, очень настаивают именно на моей персоне». Я подумал тогда: «Я не могу уже контролировать ситуацию, в которую сам и ввязался».
Еще одна репетиция была устроена в пабе в Чизвике. Ведь я же ничему не научился, правда? Я просто пришел на следующую, и все. Зачем я туда пошел? Я стиснул зубы, так? Я не собирался бросать все именно сейчас. Хотел продвинуться еще на пару стадий, но, будем честными к ребятам, ни один из них не попадал в ноты. Они просто поиграли так-сяк то, что теперь называется музыкой модов, классику 1960-х гг.: The Who, The Small Faces[105], типа того – обычные куплетно-припевные поп-хиты.
До этого я бывал только на репетициях в хоре, где оттачивал искусство распеваться только для того, чтобы меня вышвырнули. Поэтому мне пришлось очень быстро избавиться от этой привычки и найти собственный голос, а не звучать так, как будто я подражаю или пытаюсь быть тем, или этим, или еще кем другим. Таков был мой подход. И для меня это оказалось сущим адом и пыткой.
Та ночь закончилась ссорой – хорошей, здоровой ссорой, потому что речь шла о том, чтобы побузить и на самом деле попытаться сделать все как следует. Мне кажется, что я смог донести свою точку зрения: что бы вы обо мне ни думали, дайте мне шанс и не будьте таким грубым. Нельзя просто послать кого-то и считать, что это прикольно, потому что, черт возьми, это не так. В те дни, сделай ты из меня врага, можно было крупно об этом пожалеть.
И с этого момента и далее, на мой взгляд, они проявили невероятное малодушие. Я был очень решителен в своем намерении показать им всем, как следует со мною обращаться. Но я был так впечатлен… В углу стояло пианино, совершенно расстроенное, типичное для паба пианино, и Стив с Полом заиграли на нем «Good Golly Miss Molly»[106]. Стив отбивал ритм, а Пол потом проигрывал это «динь-динь-динь». Слушая их игру, я, именно я сам решил – я хочу быть в этой группе, мне нравится, как они разрушают и создают одновременно.
Они пытались исполнить ранний