Наконец, когда я уже немного устала от наплыва посетителей, пришел мне на подмогу хозяин этой веселой лавочки – Изя Малер собственной персоной. Еще до того, как я начала у него работать и вообще познакомилась с ним, я составила о нем представление по небольшому рассказу-сплетне. В Иерусалиме жил себе русскоязычный религиозный еврей по фамилии Вагнер. Однажды, встретившись с ним на улице, Изя Малер с победным видом, хоть и со свойственной ему задумчивостью, произнес: «Ага! Вагнер! А вот музыка Малера, кстати, в Израиле не запрещена!»
Изя Малер был хозяином и самодержцем небольшого иерусалимского русскоязычного книжного царства. В подобном тель-авивском заведении властвовал Болеславский. Продукция, которая продавалась у Болеславского и Малера, поступала двумя путями: или ее поставляли израильские и американские книгоиздательства, или же приносили на комиссию посетители. Последний источник давал возможность приобрести тот советский дефицит, о котором мечталось и который не достался когда-то в прежней жизни. Моя небольшая зарплата – а вы помните, что я работала не столько ради нее, сколько ради того, что к ней прилагалось – вот этой атмосферы, этих описанных выше посетителей и вообще ради права хозяйничать в небольшом русскоязычном оазисе, возвышающемся над Иерусалимом, на последнем этаже дома на улице Бен-Иегуда, – так вот, вся моя все же существовавшая небольшая зарплата растворялась на книжных полках, преображаясь в продаваемую мною продукцию. Просто я вела на листочке учет, – в левом столбце – сколько потрачено мною на книги, с учетом утвержденной Изей для меня скидки, и в правом столбце – сколько мне положено было бы получить денег за свою работу, если бы не существовало левого столбца. Под конец месяца цифры всегда сходились. Нет, не подумайте, что я умирала с голоду, – я работала у Изи не на полную ставку, и это не было моим единственным источником дохода.
Изя Малер любил и ценил тексты, созданные как известными авторами, так и его приятелями, мало кому известными. Ему удалось, не прилагая к этому особых усилий, окружить себя теми, кто творил ценную для него продукцию – письменную речь.
В этот день в магазине Малера побывали все мои любимые персонажи, и это дало мне возможность их здесь для вас перечислить. Были и другие, не вместившиеся в это повествование. Иерусалим половину моей жизни назад держал в своих ладонях, – в которых всегда хватало места всем и всему, – небольшую довольно своеобразную русскоязычную коммуну. Нет, мы не были никакой официальной коммуной, но мы были ею на духовном уровне. Это косвенно подтверждалось хотя бы тем фактом, что мне никогда не удавалось пройти по Бен-Иегуда, или по Кинг Джордж, или по Яффо, и не быть окликнутой кем-то, принадлежащим к этой духовной коммуне,