– Он зато любому сопляку фору даст. И в койке и за рулем. Мужики про него рассказывали. – И она ткнула пальчиком в киевскую котлету. Петр Григорьевич заметил затейливый маникюр своей новой знакомой. Ноготки Алены покрывал синий лак, а по нему имелась роспись в мелкие цветочки. – «Ювелирная работа», подумал сыщик:
– Ты взрослая девушка и вправе спать с кем угодно. – Примирительно сказал он: – Меня не это интересует. Расскажи, как вы провели день накануне.
– Как всегда. Мужики пили водку. Пока не набрались, травили анекдоты. Все кроме Кирилла нажрались до чертиков. Он спать своими ногами ушел. Я к нему и подвалила. Ну и не зря. Хорош мужик. Он меня еще и утром достал. Только я сонная была. Ничего не помню. А вспомнила, он мокрый был, как лягушка.
– Почему мокрый? – Не понял сыщик.
– Ведро ледяной воды на себя вылил и ко мне в койку. – Улыбнулась Алена, и деловито принялась за киевскую котлету.
– В четверг, кроме анекдотов, другого разговора не было. – Пытался Ерожин вернуть Алену к дневным воспоминаниям.
– Кирилл братом хвалился. Рассказывал, что брату его сто лет, а он женился на длинноногой девчонке и трахал ее целыми днями. Я не поверила. Сказала, врешь. Он мне чуть по роже не вмазал. Так за брата обиделся. Я тогда на него и запала.
– Скажи, а почему он так рано уехал?
– Так у него же брат помер. – Удивилась вопросу Алена.
– Откуда ты знаешь? – Насторожился Ерожин.
– Он сам сказал.
– Что сказал? Постарайся вспомнить его слова точно. – Попросил сыщик.
– Я помню. Он меня растолкал грязными лапами. Я потом машинное масло с себя час смывала. Сказал, чтобы я положила ключ под ведро с песком, а он уезжает, потому, что умер его брат.
– Ты это точно помнишь?
– Я же не чеканутая. – Обиделась девушка.
– Но ты была сонная. – Допытывался Ерожин.
– Ну, ключ то я положила, куда он просил. Под ведро с песком положила. Значит помню. И отпечатки его лап тоже помню.
Больше из Алены Ерожину ничего вытянуть не удалось. Сказав на прощанье девице, что рад бы с ней провести время и потанцевать, но следствие требует его присутствия днем и ночью, Петр Григорьевич быстро удалился.
Татьяна Петровна Голикова первый год могла вставать, когда хотела. Ее будильник давно пылился на комоде, поскольку нужда в нем отпала. Поначалу это чувство свободы ее радовало, но прошел месяц и женщина стала тосковать. Она теперь, без раздражения вспоминала даже своего начальника Илью Семеновича Кантера. Раньше, только при упоминании его имени, она покрывалась красными пятнами и сжимала кулачки. А сейчас думала о нем почти с нежностью. Хоть характер начальник имел раздражительный и был он придирчив и не любезен, но ведь Кантер страдал диабетом. А с больного человека другой спрос.
Одинокой женщине на пенсии не весело. Это Татьяна Петровна поняла быстро. Когда она возвращалась усталая с работы, скучать не приходилось. Надо было накормить кота Тишку хеком, прибрать