Голос за стеклом Никитиной показался знакомым.
– Эдик! – крикнула она и побежала открывать.
С трудом отогнав разъяренного пса, Дарья Ивановна впустила нежданного гостя. В избу вошел высокий темный мужчина. Волосы на его голове от дождя слиплись, с них капала вода. Грязные стоптанные туфли с комьями налипшей глины оставляли жирные следы на половицах и тканой дорожке. Пиджак вошедшего, потертый и грязный, промок насквозь, брюки на коленях имели заплаты, а одна брючина, разорванная сбоку, открывала кровоточащую рану.
– Эдик! Тебя и не узнать! Откуда ты?! – всплеснула руками Дарья Ивановна, чуть не выронив лампу.
– Из тюрьмы. Ты одна? – спросил Эдик, настороженно оглядывая горницу.
– Внучка на мосту спит, – ответила женщина и, заметив рану на ноге гостя, бросилась к комоду. – Кровь-то откуда? Господи! Кто ж тебя так?
– Твоя зверюга. Убью падлу, – ответил Эдик, ставя раненую ногу на табурет. Дарья Ивановна разрезала брючину и, покропив рану тройным одеколоном, принялась бинтовать. – Жжет, сука, – сморщился Эдик, – не можешь побыстрее?
– Потерпи, родненький. Надо прожечь, а то столбняка бы не случилось, – уговаривала Никитина, заканчивая возню с бинтом.
Не переставая причитать и охать, Дарья Ивановна открыла фанерный сундук, извлекла из него старенькие шаровары дочери, свитер собственной вязки, шерстяные носки и со словами: «С тебя вода, как с утопленника», – подала все это Эдику. Эдик сорвал с тела промокшую одежду и, нисколько не стесняясь хозяйки, остался в чем мать родила. Дарья Ивановна взглянула на спину гостя и запричитала еще громче. Его спина в синяках и кровоподтеках и впрямь вызывала сострадание. Хозяйка хотела забрать груду мокрой одежды, но Эдик рявкнул на нее, полез в карман изодранных брюк и достал оттуда что-то завернутое в тряпицу.
– Теперь забирай, – пробурчал он, облачаясь в сухую одежду из сундука.
Хозяйка растопила плиту и пристроила на нее две кастрюли и сковороду. Скоро в горнице послышалось бульканье, шкварчение и вкусно запахло. Ел Эдик долго и жадно. Женщина уселась напротив, сложила на столе руки и молча наблюдала, как гость насыщается.
Эдика Дарья Ивановна знала с трех лет. Когда она впервые увидела мальчика, тот походил на херувимчика из рождественской сказки. Одет ребенок был в матросочку с бантиком. Вьющиеся кудри до плеч, курносый носик и розовые щечки умилили молодую домработницу до слез. Сама Дарья Ивановна только два года назад стала матерью, и материнская нежность еще переполняла ее сердце. В семью Кадковых она попала случайно. Никитина нанялась к жене полковника в тот же дом, где проживал Михаил Алексеевич Кадков с супругой. Не успела Дарья Ивановна прослужить у полковника и трех дней, как хозяину пришел приказ о переводе. Семьи приятельствовали, и Дарья Ивановна по рекомендации перешла к Кадковым. Елена Платоновна, супруга Кадкова, в своей квартире молоденькую прислугу селить остереглась. Никитиной