Прожив всю жизнь, обвиняя других, нам крайне трудно наконец-то признать: единственный персонаж, неизменно переходивший из сцены в сцену бесконечной мыльной оперы, которую мы зовем жизнью, – это мы сами. Неизбежный вывод: мы в значительной степени ответственны за то, как эта драма разворачивалась. Но только кого из нас не собьет с толку подобное открытие, не смутит или даже не унизит? Возможно, в этом кроется причина, почему мы не спешим с признанием нашей Тени? Совсем как в той старой шутке, которая в ходу в Филадельфии: «Квакеры пришли в Пенсильванию с добром и нажили его там немало».
В конце концов, у кого найдется желание посвятить силы и энергию анализу содержания своих снов, подмечая в них корректировку руководству Эго, которая еженощно происходит внутри нас? Кому захочется увидеть себя в двусмысленном положении во сне – театрализации того, что мы заглушаем в сознательной жизни? (Фрейд как-то сказал, что его теории отвергаются людьми днем и снятся им по ночам.) Кто захочет признать, что супругу или детям видней со стороны какие-то наши черты лучше, чем нам самим? Кто захочет, чтобы цыплята наших поступков вылупились в нашем дворе или в наших детях? Но, как признавали древние и как показывает весь ход истории, отвергнутое или оставленное без внимания будет и дальше играть свою роль и в нашей жизни, и в жизни других. Наблюдение Джорджа Сантаяны: то, что забыто из прошлого, обречено на повторение, – прописная истина, которую всем нам, хочешь не хочешь, однажды доведется признать.
«Но ведь мы хотели как лучше», – протестуем мы и уверяем, что стремились к самопознанию. Кто в силах снести эту тяжесть: увидеть себя в широком диапазоне человеческих качеств? Разве не наш брат Эдип, узнав всю правду, ослепил себя и просил быстрой смерти? И все же… все же, подобные моменты сокрушенного тщеславия заключают в себе и семена исцеления, более широкого сознания и искупления истории. В эти мгновения встречи со своим отражением в зеркале, когда смутно различаешь в темном стекле неясные, но более полные очертания своей природы, мы можем претендовать на большую человечность, более широкое сознание и, честно говоря, на то, чтобы стать чуть менее опасными для окружающих.
Тень, безбрежное море внутри нас, нельзя измерить с помощью какого-либо лота. Но некие отмели, некие проливы и течения могут открыться вдумчивому и наблюдательному мореплавателю. То, что я отвергаю внутри, рано или поздно появится в моем внешнем мире. Чем лучше я могу распознать все то, что работает внутри, тем меньше вероятность, что этот материал придется проигрывать во внешнем мире. Как пророчески напоминает Юнг, отвергаемое внутри имеет все шансы вернуться в облике судьбы. Попробуйте вообразить, что «судьба», казалось бы, решительно устремленная куда-то вперед, может узами