– Такая, не такая, – она с досадой бросила в стакан ложку, которую держала в руке. – Ты сходишь с ума, сам мучаешься и меня мучаешь. Ты видишь во мне неизвестно, кого. И злишься на Пашку – он, видите ли, тебе идеал испортил. А для Пахана не было идеала. Он любил женщину и добился ее. И тебе ничто не мешает сейчас сделать то же самое. Я люблю тебя, и ты знаешь это. Люблю, насколько умею, пойми! Ты ждешь от меня безумной, неземной, всепоглощающей любви, обалденного романтизма, но я не способна на это! Жень! Мы вчера говорили об этом, и раньше – сколько раз! Но раньше я боялась, а сейчас уже не боюсь. И стоит тебе подать знак – и я буду твоей.
Евгений слушал ее, качая головой. С лица его не сходило прежнее выражение – смесь восхищения, желания, тоски и чего-то еще…
– Ты не станешь моей, – сказал он.—Не строй из себя роковую женщину, для которой все потеряно, тебе это не идет. И любовь тебе доступна. Именно, обалденно романтичная и неземная. Только объекта пока нет. А может, и есть уже. Недаром ты светишься, и я балдею, глядя на тебя. Понимаю, тебе это не очень приятно, но прости мне эту слабость, а?
– Ты неисправимый идеалист, – заключила Ксеня. – Откуда только взялся? Тебе бы в прошлом веке жить. Или в позапрошлом. Налить еще чаю?
– Налей. Современная ты наша.
Они засмеялись было, но тут же застыли, услышав в соседней комнате звук пианино. Ксеня вскочила, с негодованием глядя на Евгения.
– Ты что, не предупредил его?!
– Предупредил…
Она рванулась в зал, но он остановил ее:
– Погоди…
В зале играло пианино – и только. Сначала отдельные звуки, робкие и не очень, иногда резкие, но они сразу обрывались. Затем пролилась удивительно светлая и нежная мелодия, совершенно зримо рассыпалась на солнечные зайчики и растаяла. За ней послышался Сашкин смех. Тихий и робкий, словно неумелый, словно Сашка сам не верил, что смеется, ведь ему сейчас полагалось горько и безутешно плакать – единственная его реакция на звук пианино. Именно этого пианино, к остальным он был равнодушен. В присутствии Сашки старались не только не трогать пианино – даже говорить о нем и смотреть на него было опасно.
Но что же произошло сегодня? Многолетняя загадка психологов и психиатров, наблюдавших “очень нервного ребенка” Ксени решена в один момент. Кем? Что за человек сидит сейчас за пианино и извергает из него потоки музыки в присутствии Сашки? Кто это, сумевший сделать безопасным самый мощный раздражитель Сашкиных нервов?
Ксеня неслышно вошла в зал. На нее тут же уставились две пары серых глаз. Одни тут же пропали, их заменил кудрявый затылок. А вторые…
Ксеня, как под гипнозом, подошла почти вплотную к пианино, села на стоявший рядом диван. Руки Руслана летали по клавишам, а взгляд был устремлен на Ксеню, лишая ее воли смотреть куда-либо еще: только в эти глаза, сияющие нездешним светом, только на эти руки, ласкающие клавиши, опять же, с нездешней силой и нежностью. И те же сила и нежность были в музыке, наполнившей дом, проникавшей в самые заветные тайники души, выгонявшей наружу самые затаенные, неведомые доселе,