Взгляд Риты полон надежды и благодарности. Она, как будущий пассажир «трамая», хочет обсудить с бывалым человеком все подробности своего будущего маршрута. Соня понимает это и понимает, что этого не избежать, но сейчас ей хочется ветра и радости. Махнув рукой, она спешит к черному флагу.
Пиратский флаг, трепеща над ангаром, обещает свободу от боли. От всех болей – телесных, душевных, умственных. От боли жизни и от боли смерти.
8. Джонни
На песке перед ангаром стоит рыночный зонтик, под ним раскладной столик, за которым сидит Джонни, набриолиненный брюнет, в рассвете сил. Его лицо могло бы быть типичным лицом голливудского кота, если бы в нем не было чего-то по-русски печального. Эта печалинка делает лицо Джонни несовершенным и человечным.
Джонни почти тридцать, он уже растерял изрядную часть возможностей, ему и ему пора вступить в период равновесия. Все его яблони уже посажены, надо только выбрать, с какой потом, в старости, собирать плоды. Но в садоводстве жизни важны исходные условия – грамотный садовник и подходящая погода. Не всем везет одинаково.
Муха вытаскивает на берег парус и, отсоединив его от доски, уносит в ангар.
Солнце блестит на черных волосах Джонни, бликует в черных стеклах очков. Джонни говорит с кем-то, прижав трубку к уху:
– … Что ты говоришь? И что мы делали в твоем сне? Ты была в черных чулках? О! Это сводит меня с ума. Да, как договорились. Да-да! Все нормально. Не волнуйся, Котеныш.
На пустой стул садится возбужденный еще после серфа Муха. У него в руке затертый, захватанный пальцами «Максим». Мухе восемнадцать, и он еще в том прекрасном возрасте, когда ребенка в человеке больше, чем взрослого, когда возможностей еще больше, чем реализованностей, и жизнь еще удивляет. Поэтому Муха листает журнал «Максим» и с интересом рассматривает женские тела. В его возрасте женское тело – это Америка, которую уже миллиарды раз открывали прежде, но каждый мужчина должен ее открыть заново.
Мобила Джонни опять звонит и прыгает по пластику стола.
– Ну что опять? А-а! – Тянет он недовольно и подносит трубку к уху. Врочем отвечает он совсем другим голосом, голосом ленивого сладкого котика. Джонни воркует, Джонни поет. – Малыш. Здравствуй, милая. Конечно. Да-а… Готовь свои лучшие трусики. Да. Хорошо, Малыш, – положив трубку, Джонни опять возвращается в прежний регистр. – Иногда заматывают телки. Веришь?
– Не-а… Не верю, – качает головой Муха и мечтательно улыбается. – Как телки замотать могут? Это же… Телки! У них есть сиськи…
– Что сиськи? Сиськи – это анатомия. Просто анатомия. Скучно.
– А что не скучно? – Муха не верит.
Джонни задумывается, и лицо его становится усталым, обиженным, как у маленького мальчика, у которого отобрали игрушку и не объяснили почему.
– Не знаю. Сам не знаю, чего хочу. Веришь? – говорит Джонни и неожиданно начинает читать стихи.
Как будто мы не чужие,
Как