Дружный хохот заставил повернуть голову. Среди обгорелых бревен, раскиданных головешек взвилась черная пыль: поднялся упавший пьяный обрин – в пятнах копоти, злой. Трое хохотали, хлопали друг друга по плечам. Четвертый, не отряхиваясь, подошел к Олегу, дал сильного пинка:
– Поехали в село, раб!
Его друзья с готовностью забрались в телегу. Олег поспешно ухватился за оглобли. Ноги еще дрожали от усталости, а когда взглянул вниз, сердце похолодело. Заставят бежать вскачь, а телега тяжелая. Понесет – костей не соберут, ежели с разбегу да на дерево.
Он почти не помнил, как и куда спускал телегу. Смутно удивился, когда на плечи обрушился жгучий удар, а страшный голос проревел:
– Стой, раб! Приехали.
Он без сил повалился в дорожную пыль. Мучительно ныло исполосованное тело, кровоточащие ссадины запорошило серой пылью, оводы и слепни взвились со злым жужжанием и тут же упали обратно, спеша захватить места на ранах. Краем глаза видел в двух шагах бревенчатую стену, но не было сил повернуть голову.
Обры слезли, один грубо попинал носком сапога лежащего без сил человека:
– Эй, раб! Теперь буду ездить на тебе.
Другой предложил веселым голосом:
– Устрой состязание с Кроманцолегом! Клянусь кобылицей Большого Тумана, еще так не ездил. Пусть хан выставит своего знаменитого жеребца, а ты этого раба. Клянусь сосками небесной Кобылицы, я поставлю на раба.
Обрин оглянулся, смерил взглядом распростертого в пыли Олега – в темных пятнах от смешавшейся с кровью пыли. Поколебавшись, бросил жестко:
– Эй, раб! Послезавтра побежишь против скакового жеребца. В телеге, как и он. Если обгонит – умрешь немедленно.
Ноги обрина исчезли из поля зрения. Олег услышал другие голоса, не разобрал слов из-за своего хриплого дыхания, затем донеслось властное:
– Ты пещерник, значит, смерти не боишься. Но умрут и женщины этого села. Плохо умрут. Очень медленно и очень плохо.
Олег с трудом согнул ноги, уперся дрожащими руками в землю, встал. Его качнуло, он стиснул зубы, удержался. Улица дергалась, перед глазами плыло, качалось. Он повернулся, с огромным усилием потащился обратно к стене леса, скорее чувствуя ее влажное дыхание, чем видя.
Когда пробирался через кустарник, в голове прояснилось, а перед глазами перестали вспыхивать огненные мухи. Он заглушил боль в мышцах, спине – все пройдет, и боль, и жажда, и усталость. Надо отстраниться, здесь не искать. Ведь все, что видим и чувствуем, знаем, все то, что называем этим белым светом, – лишь тень от Настоящего мира, в который он вот-вот прорвется. Люди рождаются, живут и умирают в этом плоском