«Наконец-то! – возрадовался в душе вербуемый, ловко ввернувший о «бесценных сведениях». – Елико ж дожидался я! Чуть было не лопнул от вынужденного – для затяжки времени, переедания!». А тем самым явил он лукавство пред самим собой, что хронически характерно и для многих иных персонажей оного повествования, зане обжирался, давясь, не токмо по той второстепенной причине, а главным образом, из жадности, понеже на халяву и уксус сладок!
А дале погрузил в ту емкость бронзовую ложку на длинном держале, поданную к меду, сообразно внушительному общему заказу, автоматически переводящему гостя заведения в ранг почетного едока, а иначе довольствовался бы деревянной. Наполовину зачерпнул, неспешно извлек, предавшись созерцанию неторопливой тягучей струйки, потянувшейся с черпала, с чувством, толком, расстановкой пригубил. И завершил процесс дегустации облизыванием обеих поверхностей оного столового прибора, намеренно доводя нетерпение Сирроса до белого каления. А высвободившись от ложки, заключил:
– В столице едал я меда и много вкуснее. О духовитости и баять нечего! Да что взять с провинции?! Посему и прощаю тя… Однако погодь! Совсем запамятовал я! – ладно, что все же вспомнил. Ты ведь предлагал, вроде, увеличение моей доходности. Готов внять…
XII
Заслушав вынужденное объяснение, не раз перебивавшееся пытливыми его вопросами, Твердило твердо вывел: недостоин Вершила даже малого доверия! Ведь согласно изложенному им, младший родич покойного Путяты лишь подозревался в инициативном намерении переметнуться к разведке булгаров с Итиля, а возможно, и северных свеев… Допускалось, что еще не намеревается он, даже в мыслях не держит, пребывая в верности своему потаенному долгу, однако явная неосторожность – напрочь исключать таковую вероятность. Ибо – чем леший не шутит! – единою, с годами, вдруг отрешится он-таки от верности Отчизне и станет изменником-оборотнем за презренную выплату? Невмочь исключить и оное! Меж тем, тот Молчан обязан вечно хранить некогда доверенные ему служебные тайны, вплоть до тризны по нем!
Не помеха, что нет еще доказательств преступного умысла, даже и косвенных, а есть лишь предположения, исходящие из самого худшего. Понеже, сообразно твердому убеждению Вершилы и вышестоящих над ним, неоспоримо, что каждый сходник – даже самый заслуженный и состоящий в штате, суть человек, а человеки завсегда склонны к изменам. И преступна доверчивость ко всем и к каждому, дабы не возрыдать вслед! Всецело доверять можно лишь вдогон погребальному костру, ведь не разговорчивы обгорелые кости. А посему – для вящей надежности, лучше перебдеть, Отчизны ради, неже недобдеть, теша ворогов! И во избежание, загодя пресечь, не утруждаясь доказательствами, кои легко добываются вслед при допросах с пристрастием.
Тем паче, оный Молчан привлекался ране, при родственном и явно пристрастном содействии того же Путяты, лишь для разовых операций. Он и в штате не состоит! А из сего неопровержимо вытекает, что не имеет должной закалки на верность