– Почему?
– Потому что им не важно было, похвалят их или нет. А если похвалят, то не важно – когда. Они добивались от своих рук того, что видели в своей голове. Ты видишь в своей голове, каких лошадей хочешь нарисовать?
– …Нет, – я мотает головой. – И что это значит?
– Возможно, ты просто не хочешь годами рисовать лошадей?
– Ой, нет! Точно не хочу.
– Вот видишь, – Артур с трудом сдерживает улыбку.
Он-то, понятное дело, уже давно знает, что я не хочу годами рисовать лошадей. А меня радует, что я сейчас, в одиннадцать лет, так быстро это поняла.
– Тогда тем более важно ли, похвалит тебя папа или нет?
– Не важно… Мне кажется.
– Тебе не кажется. Это не важно. Важно только одно, запомни, только одно: устраивает ли результат тебя саму. Понимаешь? Тебе нравятся нарисованные тобой лошадки? При том, что ты рисовала их впервые в жизни?
– Нравятся.
– Вот и отлично! Тогда какая разница, что скажет папа?
– Никакой? – радостное освобождение звучит в моем детском голоске.
– Никакой. А вот еще скажи мне, стихи твои тебе нравятся?
– Не очень…
– А почему?
– Они какие-то… в них слов мало…
– Хм, – Артур склоняет голову. – А тебе хочется больше слов?
– Да. И разных. И красивых. А то у меня одни и те же, и все не очень красивые, – моя я недовольно морщит нос.
– И поэтому ты бросила их писать?
– Угу…
– Опять секрет открою тебе. Через три года ты снова начнешь. И слов будет больше. Потому что еще ты начнешь читать очень разные книги, много разных книг. Из них узнаешь очень много разных красивых слов. А как ты думаешь, что тебе нужно сделать, чтобы получить хорошее стихотворение?
– Написать сто плохих? Как с лошадками? – я радуется своему открытию.
– Молодец. Именно так. Между стихами и лошадками в этом случае разницы нет. А ты готова написать сто плохих стихов?
– Кажется, да…
– И снова не кажется, – Артур внимательно изучает мое детское лицо. – Ты готова. Потому что это то, чего ты действительно хочешь. И вот что я тебе скажу еще. Через шесть лет ты начнешь писать такие стихи, от которых будут плакать взрослые. Ты будешь получать очень много похвалы. Не забывай ее. Выкидывай из памяти тех, кто будет тебя ругать. Сейчас ты бросишь рисовать на несколько лет, но потом снова начнешь, только уже не лошадей. Ты писала сказку в семь лет, помнишь? Тоже бросила. И снова начнешь! Тебе скажут, что твои рассказы – «непонятно что», и ты бросишь опять. А потом покажешь их тому, что скажет, что они гениальны, и – начнешь вновь. Тебе нравится то, что я говорю?
– Нет, – я медленно и уверенно мотает головой. – Что же я все бросаю, а потом снова начинаю, а потом опять бросаю… и опять начинаю. Это что же такое?
– Вот и я о том же. Это все будет потому, что ты слушала тех, кто тебя ругал.
– И зачем же я это делала?
– Вот это уже не зачем, а почему. Потому что не знала, что можешь не слушать. Но теперь