Согревавший костёр зачах.
Уходящему – не мешай.
Он уже не огонь, а шлак,
Потому что его душа
Накануне ещё ушла,
Нет надежды на ренессанс —
Уходящего не догнать,
Но в погоне пустой – есть шанс
Приходящего не узнать.
Оборви сожаленья писк —
Дня вчерашнего не прожить.
Но зато существует риск
Приходящего не впустить.
Ни в отчаянье, ни назло,
На краю сечевой межи,
Как бы ни было тяжело,
Уходящего – не держи.
«От чужого добра не бывает добра…»
От чужого добра не бывает добра.
Как бы ни был клад ценен и дорог,
Не возьмутся проказу лечить доктора,
Слишком цепок неправедный морок.
Как чужая жена и гладка, и сладка!
Как прелестны заморские птахи!
Хищный зверь убежал с моего поводка,
И клопы расплодились на плахе.
Сам собой четвертован под вопли толпы —
Рады жертве безмозглые инки.
Целовала гетера следы от стопы
В грязь свалившейся четвертинки…
«Чужда нам, скоросмертным, вечность…»
Я знаю, что деревьям, а не нам…
Чужда нам, скоросмертным, вечность,
Её простой разумный быт
Давно уж – прав поэт! – открыт
Деревьям, а не нам, не нам, конечно.
Как жадно ствол, восстав на корнетроне,
Земных идей мистическую муть
Сосёт и тянет сквозь тугую грудь
И в храме-кроне их хранит-хоронит.
Улыбками мильонов листолиц
Всех царств пасьянс удачно собран,
И ткётся вечности прообраз
Содружеством миров грибниц и птиц.
А мы для царств – источник лих и бед.
Нам симбиоз – смесь языков китайских.
Мы любим яйца птиц – на завтрак – райских
И братьев меньших любим… на обед.
И смешанных лесов урок,
Каких у нас, на счастье, – пол-России,
Увы, никак, никак нам не осилить,
А отвечать – уже подходит срок…
Увы, деревьям, а не нам…
Козодой
Я вышел в поле. Вышел и… поник,
Предался бесполезному ваганью:
«Откуда взялся этот борщевик —
Моих родных полей недомоганье?
Как Маннергейм – обочины дорог,
Не виден зверобоя стебель тощий,
И не найти родной крапивы клок,
И не войти в берёзовую рощу».
Но проскрипел с укором козодой:
«Знай: ядовитой нечисти вторженье —
Хоть и сочтёшь ты это ерундой —
Лишь гнили человечьей отраженье!
Деревья, травы, звери да грибы —
От века к нам природа благосклонна,
Друг другу и родильни, и гробы…
Но появилась… пятая колонна.
Причём не здесь – в лесах или полях,
А в человейных лишаях брусчатки,
Где ныне расползаются