Записки капитана флота. Василий Михайлович Головнин

Японцы, положив меня на сию доску, понесли вон. Мы, опасаясь, что нас хотят навсегда разлучить и что это может быть последнее наше в сей жизни свидание, простились со слезами и с такою искренностью, как прощаются умирающие. Прощание со мною матросов меня чрезвычайно тронуло: они навзрыд плакали. Меня принесли к морскому берегу и положили в большую лодку на рогожу, через несколько минут таким же образом принесли господина Мура и положили со мной в одну лодку. Сим неожиданным случаем я был чрезвычайно обрадован и почувствовал на короткое время некоторое облегчение в душевной скорби. Потом принесли господина Хлебникова, матросов Симонова и Васильева, а прочих троих поместили в другую лодку. Наконец, между каждыми двумя из нас сели по вооруженному солдату и покрыли нас рогожами, а приготовившись совсем, отвалили от берега и повезли нас, куда – неизвестно.

      Японцы сидели смирно, ни слова не говоря и не обращая ни малейшего внимания на наши стоны. Только один молодой человек лет двадцати, умевший говорить по-курильски и служивший нам переводчиком, сидя в весле, беспрестанно пел песни и передразнивал нас, подражая нашему голосу и стонам, когда мы от боли и от душевного мучения иногда взывали к Богу.

      На рассвете 12 июля пристали мы подле небольшого селения к берегу острова Матсмая. Нас тотчас переложили в другие лодки и повели их бечевою вдоль берега к юго-востоку. Таким образом тащили нас беспрестанно целый день и всю следующую ночь, останавливаясь только в известных местах для перемены людей, тянувших бечеву, которых брали из селений, находящихся по берегу. Весь сей берег, так сказать, усеян строением: на каждых трех или четырех верстах встречаются многолюдные селения, из коих при всяком обильная рыбная ловля. Заведения японские по сей части промышленности беспримерны, мы часто проезжали тони[26] в то время, когда вытаскивали из воды на берег невода огромной величи ны с невероятным количеством рыбы[27]. Здешняя лучшая рыба вся из роду лососины, та же самая, какая ловится в Камчатке.

      Японцы часто предлагали нам кашу из сарацинского пшена и поджаренную рыбу. Кто из нас хотел есть, тому они клали пищу в рот двумя тоненькими палочками, которыми и сами едят, употребляя их вместо вилок. Что принадлежит до меня, то я не мог употреблять никакой пищи.

      Японцы внимание свое к нам простирали еще далее. Мы не умели изъяснить им словами, а быв связаны, и знаками не могли сообщить, когда требовалось исправление естественных надобностей, но они прежде еще сами показали нам весьма вразумительными телодвижениями, какие нужды нам могут повстречаться и как что на их языке называется. Два слова сии мы тотчас затвердили, и когда кто из нас, имея надобность, произносил их, того японцы тотчас поднимали с большой бережливостью, снимали платье, словом, ничем не гнушались. Попечение японцев об нас этим еще не кончилось: они приставляли к нам работников с ветками отгонять комаров и мух.

      Две такие противоположности