– Рыбу, Настена, не рыбу – а вдруг зверь какой? Морж или нуер чертов?
– Да нуер-то по такой хладной воде не пожалует.
– Ла-адно, Бог вам в помощь!
– И тебе…
– Добра жонка у нашего атамана, – посмотрев вслед убегающей деве, одобрительно засмеялся здоровяк Михейко Ослоп, прозванный так за любимое свое оружье – изрядных размеров дубину, в бою запросто валившую всадника вместе с конем.
– У Серьги тоже добрая – Митаюка, – промолвил кто-то из молодых казаков. – Где ж только запропастился?
– Атаман сказывал – круг вскорости собирать будет, – уверенно пояснил Михейко. – Решать, на выручку кто пойдет. Путь-то их, слава богу, известный. Ну… почти…
Яшка Вервень встрепенулся и потер руки:
– Я б с радостию пошел!
– И деву свою младую оставил бы? Ась?
– Так ведь, дядько Кондрат – не навсегда ж! Выручим своих и…
– Я б тоже пошел!
– И я.
Один Михейко ничего не кричал, молча отвязывал причальный канат да думал – никому не мешая, не торопясь, – как всегда и любил. Умен был бугаинушка – не отнимешь! Правда, мало кто про ум его ведал, пожалуй, один лишь атаман и знал точно. Сейчас дубинщик подумал вдруг про Настю и Митаюки. Другим эти девы просто к слову пришлися, а он вот взял и сравнил. Обе – Митаюки с Настеной – чем-то похожи были, не внешне, конечно, а внутренне – обе дружелюбные, улыбчивые, только… Только вот взять Настю – и на глазах она, и когда не видать – одно и то же про нее – хорошее и доброе! – думается, а вот про супружницу Матвея Серьги – немножко не так. Михейко вот вспомнил – ежели на глазах Митаюки, тут где-то, рядом трется, так кажется, что одним видом своим душу греет, будто милее ее и нет никого в целом свете, а с глаз долой, то уже немного не то – да, и миленькая она, и добронравная, и хорошая-то для всех, а все же… не так, как ежели на глазах, рядом. Очаровывает, что ли, Митаюки одним своим видом? Так ведь и очаровывает, бугаинушка давно к сей деве присматривался, все думал-гадал – не чаровница ли? Теперь вот рассудил так – чаровница, тут и думать нечего! Так вот и к лучшему, пусть даже и мужа своего Матвея Серьгу Митаюки очаровала, так ведь любит его по-настоящему – это и слепому видать. Так что, выходит, все чары ее – казакам на пользу.
Отчалил струг, выперся веслами на полную воду – по указу кормщика Кольши Огнева казаки подняли мачту, вздернули парус, поплыли, хватая ветер, не ходко – в этих местах рыбы почти везде полно, далеко ходить незачем.
– Ух ты, гляньте-ка – шатер чей-то! – оглянувшись, с удивленьем воскликнул Ухтымка, казак уже женатый, однако сохранивший вечную свою почти детскую удивленность – ух ты! – за что и прозвали когда-то Ухтымкой.
– То Маюни-остяк с Устиньею возвернулся, – со знанием дела пояснил Яшка Вервень, тоже уже женатый на субтильной красавице Ябтако-нэ, что была родом из дальних северных земель, когда-то разграбленных ватагой во время бесшабашного и лихого налета.
Молодую