Вернусь ли я на родину, я, гражданин, оцененный меньше, чем в триста монет? (19) Каждый настроен по-своему, отцы-сенаторы, знаю, что жизнь моя под угрозой; но я больше боюсь за свое доброе имя: как бы не уйти нам отсюда осужденными и отвергнутыми – ведь люди не поверят, что вам стало жалко денег».
60. (1) Он закончил, и в толпе, стоявшей в комиции, сейчас же поднялись жалобные вопли; к сенаторам простирали руки, молили вернуть сыновей, братьев, родственников. (2) Женщины, побуждаемые страхом и крайностью, смешались с толпою мужчин на форуме[306]. Сенат, удалив посторонних, занялся обсуждением дела.
(3) Мнения были высказаны разные: одни считали, что пленных следует выкупить за государственный счет; другие – что казну трогать не нужно, но не надо препятствовать и выкупу на частные средства, (4) а если кому не хватает наличности, пусть возьмет в долг из казны, поставив поручителей и давши в залог имение.
(5) Тогда спрошен был Тит Манлий Торкват, человек, чья старинная суровость доходила, по мнению большинства, до жестокости. (6) Он сказал: «Если бы послы только просили о выкупе тех, кто находится во власти врагов, я, никого не порицая, высказался бы кратко – (7) ведь от меня требовалось только одно: напомнить вам, чтобы вы, держась обычаев, завещанных предками, дали пример суровости, без которой, ведя войну, не обойтись.
Сейчас, однако, эти люди почти хвалятся тем, что сдались неприятелю, – они сочли справедливым, чтобы их ставили выше не только тех, кто взят в плен был на поле боя, но и тех, кто добрался до Венузии и Канузия, и даже выше самого консула Гая Теренция.
(8) Я, отцы-сенаторы, не допущу, чтобы вам осталось неизвестным хоть что-нибудь из происшедшего там. О если бы то, что скажу сейчас вам, я говорил в Канузии в присутствии всего войска, лучшего свидетеля и доблести и трусости любого из солдат! Если бы хоть один только Публий Семпроний сейчас присутствовал здесь! Ведь, последуй эти люди за ним, они сейчас были бы солдатами в римском лагере, а не пленниками во власти врагов.
(9) Но нет – когда враги, утомленные битвой и обрадованные победой, сами почти что все вернулись в свой лагерь, оставив им свободную ночь для попытки прорваться, и семь тысяч вооруженных воинов смогли бы пробиться даже через сомкнутый строй врагов, тогда эти люди и сами не отважились сделать такую попытку, и не пожелали следовать за другим.
(10) Почти целую ночь Публий Семпроний Тудитан не переставал убеждать и уговаривать их: “Пока врагов вокруг лагеря мало, пока всюду тишина и покой, следуйте под покровом ночи за мною: еще до рассвета мы придем туда, где опасности нет, – в города союзников”.
(11) Если бы он говорил так, как на памяти наших дедов[307] военный трибун Публий Деций в Самнии, или так, как в Первую Пуническую войну, во времена нашей юности, Марк Кальпурний Фламма,