Вторая девушка была на год или два моложе. У нее и фигура еще не сформировалась, но Антония видела, что эта девушка, скорее, пошла в отца. И более крепкой и коренастой фигурой, и чертами лица – нет, не красавица. Может, еще и перелиняет, но пока – на троечку. Даже бледно-зеленое платье не скрывает ее огрехов. Но приданое – лучшее украшение девушки, не так ли?
Последней вплыла их мать.
Антония прикусила губу.
Даже сейчас она была красива. Черные волосы, карие бархатные глаза, улыбка…
Фигура, несмотря на двое родов, не расплылась, только налилась и обрела завершенность. Костюм цвета сливы облегал ее уверенно и элегантно. На черных волосах неведомым чудом держалась шляпка с пером. И брошь, которой было приколото это перо…
Да чтоб Антонии сквозь кресло провалиться, если это не аметист. С бриллиантами!
– Дорогая, – поднялся ей навстречу дядя Мигель.
– Михелито! – улыбка, протокольный поцелуй в щечку… Только вот Антония кожей почувствовала, как ее почти что просканировали. Просветили лучами от ушей до пяток, оценили старое платье, сбитые каблуки на туфлях, неухоженное лицо – и сделали выводы.
Весьма нелестные для девушки.
– Позволь тебе представить, дорогая. Наша племянница, Антония Даэлис Лассара.
Точеные брови тетки вздернулись вверх.
– Вот как? Девочки, выйдите вон.
– Мама?! – возмутилась старшая. Что ж, красавице явно многое позволялось.
– Папа? – с более вопросительной и менее скандальной интонацией уточнила вторая.
– Девочки. За дверь.
В голосе дамы лязгнул капкан, и девушки не решились протестовать. Первой выплыла младшая, потом прошествовала к двери старшая – и мягко прикрыла ее.
Несколько секунд в гостиной стояла тишина.
Потом дядя Мигель прошел к двери – и резко открыл ее.
– Ой!
– Папа!
– Юные ританы, если я увижу вас подслушивающими под дверью, о новых платьях в этом месяце можете забыть.
Угроза прозвучала достаточно веско.
Девушки надулись и удалились. В этот раз окончательно.
Тетка сверлила Антонию ледяным взглядом. Пауза затягивалась.
Девушка смотрела в пространство рассеянным взглядом и молчала. А зачем говорить?
О чем говорить?
Вот спросят или попросят высказаться – тогда.
Молчание нависало над полем битвы, давило, требовало разрядки… первым, что и неудивительно, сдался дядя Мигель.
– Розалия, я понимаю, что ты не в восторге.
– Да, Михелито. Я не в восторге.
– Но мы не можем выгнать на улицу юную девушку, оставшуюся сиротой.
Розалия вздохнула. Вот здесь и сейчас красавицу она уже не напоминала. Скорее – жабу. Есть такие… остромордые.
– Мигелито, у нас две дочери на выданье.
– Да, Розалия.
– И нам важна их репутация.
– Несомненно.
– А если кто-то узнает… о той истории? Это бросит тень и на