Камуфлет. Олег Айрашин

пока я тактично спускал воду из сливного бачка, тут шарили в моём пиджаке, документы разглядывали. Внаглую. Не зря я сомневался – он уже не прежний Белый. Зомбированный слуга системы – вот кто это теперь. Гэбуха и есть гэбуха. Что там нёс голубчик, про вторую производную? Ну, точно, вербануть меня хотел, втянуть в делишки ихние. «Мы продвигаем один проект». Как же, проект. Знаем, знаем, как нынешние родине служат. Пистолет под мышку, сто грамм на грудь – и по бабам. И стихи мои, видишь ли, ему херовенькие.

      Белый наполнил свой стакан почти доверху, а остатки вылил в мой. Получилось поровну. Миллиметров десять до краёв, хоть линейкой проверяй. Профессионал. В штатском.

      – Ну что, на посошок? Костя, а ты можешь, как раньше? Как чай?

      Мой сильнейший номер, он и это помнил.

      Достав из холодильника чайную заварку, долил стакан доверху. Всплыли строки:

      По несчастью или к счастью

      Истина проста:

      Никогда не возвращайся

      В прежние места[1].

      Пил я мелкими глотками, смакуя, с короткими перерывами. Со стороны казалось, что вовсе и не водку.

      Нет, ребяты-демократы, – только чай.

      Да, возраст и длительное отсутствие практики сказывались. Но я выдержал испытание, растянув процесс минут на пять. Правда, глаза сочились слезами, а горло сжимали спазмы. Понятно, зачем Белому понадобился прикол с «чаем». Для психологии. Лучше всего запоминается последняя фраза. Штирлиц грёбаный.

      Белый, приняв залпом, закусил остатками бутерброда. Я – нет. Чай не закусывают.

      – Молодец. Есть ещё порох в пороховницах.

      – Легко, – водка так и просилась назад.

      – Хорошо посидели. Ладно, давай прощаться. Может, ещё свидимся? – он набросил пиджак.

      – Может быть. Встретишь кого из пацанов – от меня привет.

      Провожаю до дверей. Жмём друг другу руки и долго смотрим глаза в глаза.

      По-хорошему бы – вымыть посуду и в душ, – но сил хватило лишь завести будильник.

      В беспокойном сне виделся мне Белый. Но не теперешний, а прежний, из золотых шестидесятых.

      – Встаём по одному, – произносил он вкрадчиво. – Идём тихо, не привлекая внимания. Через Москву пробиваемся на метро.

      – Понял. Так легче затеряться в толпе? – отзывался я.

      Белый вздыхал:

      – Нет, Костя, не так. Потому что в метро есть эскалатор.

      Сон повторялся много раз и вытянул все жилы.

      Глава четвёртая. Хмурое утро

      Напущу я на вас неотвязные лозы,

      И род ваш проклятый джунгли сметут,

      Кровли обрушатся, балки падут,

      И карелою, горькой карелой дома зарастут.

Аркадий и Борис Стругацкие, «Улитка на склоне»

      Голова прямо раскалывается. А каков я в зеркале? М-да… Как там у поэта:

      Золотая рыбка, жареный…

      Нет, не так. А, вот:

      Жареная рыбка,

      Дорогой карась,

      Где ж ваша улыбка,

      Что была вчерась?