Я, Анна, лежала желанная. Елена Евгеньевна Махровская

а потом здоровье портится, уходят краски, блеск, и всё… Да и сейчас, поди, если вставить ему зубы, дать не пить, хотя бы месяц, обиходить, в чистое одеть, то вполне себе прилично может выглядеть. Этим людям просто трудно быть одним, они как дети, под любым давлением сдаются быстро, поддаются грубой силе, уступают, ущемляют себя в чём-то. Но когда их поместить в другую среду…

      Афанасий очень добрый, душевный. На работе Гале тоже нелегко. Коллектив был, как всегда, жестокий. Все её старались ущемить, сменщица себе приписывала лишнее, отщепляя от Галиной продукции, очень хитро сдавая смену. Галя была проста, и не могла придумать, как бы сделать обратное. Афанасий видел всё, но не советовал вредить, потому что кроме них двоих в цеху все были почти что родственники: если не по крови, то по постели. Он Галю очень жалел. Со своей получки раз он умудрился не пропить, а принести гостинец Гале: кофе три-в-одном, пакетик, пачку сигарет «балканка», с фильтром, Галя же, таясь, курила «приму». Не курила бы вообще, но мучил голод, выходило выгодно, одна покурка заменяла ей обед. Сменщица увидела подарки – ахнула: