Ну, началось, – говорит бабушка.
Я никогда не рассказывал вам, как сыграл очень важную, решающую роль в тайном вывозе из страны Жгучей Лили – знаменитой Поджигательницы Зданий с северо-востока?[8]
Нет, – говорю я.
Нет, – говорит Мидж.
Ну, тогда я расскажу, да? – говорит дедушка.
Да, – говорю я.
Ладно, – говорит Мидж.
Уверены? – говорит он.
Да! – говорим мы вдвоем.
Жгучая Лили, – говорит он, – была знаменитой. Она много чем прославилась. Она была танцовщицей и была очень-очень красивой.
Всегда на девиц глаз был наметан, – говорит бабушка, не сводя своих глаз с телевизора.
И вот однажды, – говорит дедушка, – на свой двадцать первый день рождения, в день, когда прекрасная (хотя, конечно, не настолько прекрасная, как ваша бабушка), в день, когда прекрасная Жгучая Лили стала полноценной взрослой женщиной, – что и должно случаться в день, когда тебе исполняется двадцать один, – она посмотрела в зеркало и подумала: все, с меня хватит. Пойду менять мир. И тут же вышла на улицу и разбила себе на день рожденья окно.
Дурацкий подарок, – говорит Мидж. – На свой я попрошу мини-купер.
Но вскоре она решила, что хотя бить окна – для начала, конечно, хорошо, но этого маловато. Поэтому она принялась поджигать здания – здания, в которых не было людей. Это сработало. Привлекло внимание. Затем ее вечно доставляли на повозке в тюрьму. И там, в тюрьме, в камере, знаете, что она сделала?
Что? – говорит Мидж.
Попросту отказалась от еды, – говорит он.
Зачем? – говорю я и, пока это говорю, снова чувствую всем своим нутром вкус тоста.
Потому что она была типа анорексички, – говорит Мидж, – и пересмотрела собственных фоток в журналах.
Потому что ей больше ничего оставалось, – говорит мне дедушка поверх головы Мидж. – Тогда все так поступали – из протеста. Мы бы все так поступили. Я бы тоже так поступил. И вы.
Уж я-то нет, – говорит Мидж.
Как миленькая. Ты бы тоже так поступила, если бы больше ничего не оставалось. И тогда Жгучую Лили заставили есть.
Как так? – говорю я. – Нельзя же заставить кого-то есть.
Вставили в горло трубку и засунули в трубку еду. Вот только по ошибке вставили не в то горло – в дыхательное, и закачали еду прямо в легкие.
Зачем? – говорю я.
Фу, – говорит Мидж.
Роб, – говорит бабушка.
Они должны знать, – говорит дедушка. – Это правда. Так было. И после того, как ей засунули в дыхательное горло трубку, Лили очень сильно заболела, так что пришлось выпустить ее из тюрьмы, иначе бы она умерла. А это было бы очень плохой рекламой для полиции, для тюрьмы и для правительства. Но когда Жгучая Лили поправилась, ввели новый закон, который гласил: «Как только одна из этих девушек вылечится на воле, а не будет умирать здесь в тюрьме, у нас на руках, будто это